Социологическое мышление прошлого, его категории времени, коммуникации и власти оказываются бессильными не только в сетях, но и в невиртуальной реальности глобализующегося мира, и отнюдь не только потому, что сети играют роль в его становлении. Напротив, сети - то, чем наконец овладели артисты и интеллектуалы - есть лишь один из многочисленных трэш-отходов индустрии власти, мусор милитаризма, остаток холодной войны. В то время как сетевая культура придумывает способы выживания и иногда служения власти (программа "The Amsterdam Agenda", выработанная конференцией "From Practice to Policy: Towards an European Media Culture"1 ), держатели транснационального капитала заботятся о своих интересах. Их не интересуют ни репрезентация, ни авторство, ни инновативность, ни интеллектуальная состоятельность.
Они не только не показывают лиц, они даже не разговаривают. Точнее, способы, которыми они ведут коммуникацию, угнетающе скучны, и они быстро меняются в зависимости от того, что советуют имиджмейкеры. Например, компания Shell несколько лет назад провозгласила "политику открытости", и теперь каждый, заходящий на сайт компании, может получить от нее приятное письмо. В обширных офисах есть достаточно высокооплачиваемых секретарш или просто диалоговых программ, которые обстоятельно отвечают на все вопросы. Операции по захвату рынков дешевой рабочей силы они называют "культурной миссией западных государств", экологических активистов в Нигерии, борющихся против разрушительной нефтедобычи в их стране (2 000 которых погибло за последние годы при неразглашаемых обстоятельствах), они называют "террористами, сепаратистами, негодяями". Достаточно прикинуть объем web-пространства, занятый интеллектуальными проектами типа Nettime, Rolux, TAO, в сравнении с объемом порносерверов и их многочисленных разновидностей, с одной стороны, и компаний, банков, Европейского Союза, НАТО, банковских систем, телевидения, с другой, и станет ясно: мир дышит информацией, и серверы интеллектуалов есть крошечный островок в его море. Кого интересует объем интеллекта, инвестированного в их страницы? В сравнении с объемом инвестированных в них денег?
С другой стороны, огромные зоны никак не охвачены информацией. В Китае, о котором все с ужасом говорят, доступ к Интернету ограничен полицейскими мерами, в крошечных азиатских странах, типа Бирмы, он вовсе запрещен, во многих существует один сервер на всю страну. Чем шире поток информации, тем больше мы нуждаемся в ее ограничении. Много информации - значит много настоящей шизофрении. Нам необходимо сохранять иллюзию контроля над обстоятельствами: это условие жизни в дифференцированном обществе с его узкой специализацией. И проще пользоваться предоставленной информацией, чем создавать ее независимые зоны. Информация же предоставляется теми, кто о ней позаботился. Поэтому любая может быть объявлена заведомо недостоверной.
Начало 90-х стало также периодом складывания новой сетевой культуры вокруг ряда голландских, преимущественно амстердамских, групп активистов, имеющих истоки в сообществах хакеров и активистов пиратских радио 80-х гг. Прорыв новой культуры и радикальное изменение ситуации в сети произошло в 1993-94 гг. за счет активной деятельности центра De Balie, De Waag и группы людей, в центре которой был медиа-теоретик и куратор Гирт Ловинк. "Сетевой Амстердам" в последние пять лет стал безусловным лидером интеллектуальной культуры и политики, правда, более молодые проекты голландцев гораздо осторожнее ставили политические акценты, чем прежние (достаточно сравнить сеть Syndicate, созданную в 1996 году, руководимую Андреасом Брекманном и Инке Арнс, с сетью Nettime, появившейся в 1992-м). Про них также можно сказать, что от прямого участия (хакерство) они перешли к отстраненному обсуждению. Тем не менее, "сетевой Амстердам" создал условия, в которых и выражение мнения, и участие могут существовать в иных и новых формах. По крайней мере, здесь действительно появляется открытое поле для дискуссии, какого раньше не предоставляли ни телевидение, ни пресса. В 1994 году команда Гирта Ловинка открыла "Digital City", открытую Интернет-систему на голландском языке, задуманную для того, чтобы в ней граждане могли общаться с представителями власти и преодолеть отчуждение избирателей от политики, навязанное существующей диспозицией власти. Избиратели в очередной раз попытались проэкзаменовать своих делегатов на волю к демократии и снова потерпели поражение: власти воздержались от участия в дискуссиях. Стивен Рэй объясняет это "принципиально вертикальной", а не горизонтальной природой Net-коммуникации.
Идея Digital City была основана на демократическом идеализме (хотя едва ли кто-то всерьез ожидал от проекта больших результатов), гораздо более важным в долгосрочной перспективе стал другой проект более раннего времени. Амстердамская команда создала бесплатный Интернет-провайдер с показательным названием "xs4all". Провайдер предоставляет необходимое условие участия в самой дискуссии и сетевой активности, экономическую независимость от сетевого бизнеса, которым озабочены официальные провайдеры, и политическую независимость, поскольку никто не гарантировал, что под влиянием тех или иных изменений провайдеры не перейдут к контролю за пользователями. В России такая возможность представляется особенно возможной. После ряда скандальных публикаций в августе-сентябре 1999 года, связывавших московского писателя Дмитрия Пименова с терактом в Манеже, провайдер "zenon" закрыл его персональный сайт. Гирт Ловинк сформулировал идею амстердамской команды следующим образом: "Суть различия сводится к следующему вопросу: сосредоточиваем ли мы усилия только на типе небольших НГО, занятых самими собой (доступ для нас), или организуем широкую, разнообразную сетевую культуру, открывая доступ для всех? APC (glasnet.ru) или xs4all? Если первое, то нечего делать с артистами, хакерами, техносообществами и прочими бесчисленными разновидностями культурных деятелей и мелких предпринимателей. Здесь, в Амстердаме, мы сделали выбор в пользу широкой и разнообразной медиа-инфраструктуры, состоящей из множества самостоятельных единиц, в пользу свободных радио, широкого и открытого видео, кабельных групп, в пользу всевозможных видов деятельности помешанных на технике людей, которые явно заинтересованы в собственном медиа-присутствии"2 .
Сетевой активист не заинтересован в представительстве кого бы то ни было, кроме самого себя (такое условие, между прочим, является постоянным требованием к каждому участнику встреч сетевых активистов, когда они видятся на конференциях и семинарах, а не в он-лайне). Демократии - или возможности бороться за нее - достоин только тот, кто имеет и выражает политическую волю, а воля к коммуникации, выбор провайдера, чтение электронной корреспонденции сами по себе являются политическим выбором. Исторический дискурс о представительстве потерпел поражение, и он был отвергнут не априорно, а после многочисленных и разнообразных попыток доказать его жизненность. В сети также нечего делать с сомнительным историческим дискурсом любого рода, поскольку сеть не имеет ретроспективной направленности, ее активность направлена в перспективу будущего, и она интерпретирует реальность не теорией, а самим своим существованием: ее существование создает новые условия для будущего. Поэтому первостепенное значение в ней имеет не блестящая интерпретация, а максимальная включенность и активность. Так же и новый анархизм, в отличие от всепонимающих учений прошлого, вдохновлен незнанием и непониманием будущего, он знает только, что реальность требует от него максимально бескомпромиссного участия. В отличие от политиков с их "позитивными программами", он имеет негативную программу отрицания коррумпированной реальности, он предлагает просто смотреть и выбирать, кто заслуживает больше доверия: его перспективная, талантливая работа или любая программа, в очередной раз предлагаемая стареющими людьми в серых костюмах.
Сеть не является, как думал Хаким Бей, "Временной Автономной Зоной", убежищем среди общества капитала. Она не изолирована от реальности, но она дает шанс на будущее изменение этой реальности. "Syndicate" задумывался как сетевое сообщество восточноевропейских и голландских художников и критиков, но он просуществовал в таком виде не более двух лет. С началом балканской войны он превратился в форум политических дискуссий, информационное агентство, настоящий невыборный парламент европейских интеллектуалов. Благодаря тому, что около 40% участников сообщества живут в странах бывшей Югославии, он стал и уникальным собранием горячих репортажей. На встрече в Будапеште в апреле 1999 года активисты "Syndicate" организовали новый лист рассылки под названием "Balcania", посвященный обсуждению политических проектов будущего, послевоенного государства.
Те, кто формулирует свою задачу в терминах прямого политического сопротивления (к ним больше относятся активисты старшего поколения), и те, кто ведет отвлеченные дискуссии о new-media и net-criticism'е, вместе образуют фронт нового социального проектирования, поскольку отказываются от услуг по информированию и созданию мнения, предоставляемых прежними видами медиа и официальной политикой, и их выбор носит политический характер. Сетевые сообщества способны обходиться без грантов и не попадать в зависимость от спонсоров, они не имеют ни офиса, ни бюрократической иерархии. Руководители проектов не являются "медиаторами", "кураторами" или "модераторами", они не управляют дискуссией. Любой печатный проект требует грантов. В России относительно большое анархическое и экологическое движение начала 90-х потерпело поражение не по причине давления со стороны власти, - напротив, в обстановке складывавшегося рынка медиа и бессилия государственных механизмов оно имело самые перспективные возможности, - а потому, что его активисты вступили в борьбу между собой за внимание со стороны западных грантодателей, и теперь те, кто имел счастье получить деньги, в большинстве своем превратились в закрытые секты и заняты рассказами о своих скромных заслугах в прошлом (анархо-синдикалистская московская организация, экологическое движение "Хранители радуги" и проч.). В этом отношении показательно то, что они не озабочены информированием общественности или даже товарищей по деятельности о своей работе, и именно поэтому мало кто из них создал Интернет-сайты или списки рассылки. Только "Черный список", список рассылки, организованный маргинальным персонажем анархо-сцены Владом Тупикиным, некоторое время поставлял в сеть (и только коллегам по работе) некоторую информацию о тех или иных событиях, но, впрочем, и он был скорее озабочен внушением "правильных" представлений о делах и интригами против не понравившихся создателю участников. Подобную направленность имеют международные Интернет-проекты левого сообщества, так, лист "Alter-ee" (некоторый аналог "Syndicate", т.к. он тоже посвящен Восточной Европе) параноидально занят выискиванием и клеймением противников. Сама природа сети противоречит мышлению в терминах "праведников" и "отступников", т.к. любой человек с модемом в компьютере имеет возможность посмотреть на сайты "отсутпников" и сам проверить, так ли верна их критика: информацию о себе предоставляет любой, имеющий для этого политическую волю, и в ситуации доступа к такой информации говорить о других значит примерно то же, что и брать на себя представительство. "Вечно молчащими" остаются те же безмолвные массы, о которых теперь не идет речь.
Российская ситуация в сети до сих демонстрирует обратный ход развития медиа. Неограниченная власть Интернет-провайдера еще не показала свои возможности, но мы можем прогнозировать, что в скором времени провайдеры могут перейти к прямому контролю (случай с Дмитрием Пименовым еще раз напоминает об этом). Любой, заключающий контракт, например, с крупнейшим провайдером "Glasnet", чаще всего не читает статей контракта о том, что его почта может быть проверена, его Интернет-проект может быть свернут в случае, если, по мнению провайдера, он не соответствует определенным политическим требованиям. К счастью, не провайдер покупает для пользователя модем, и последний еще может обратиться за услугами его конкурента. Но провайдер навязывает другие условия, и солидарно с "Glasnet'ом" против пользователя здесь выступают все его конкуренты. Непременное для капиталистического развития условие "обновления" требует постоянно менять софтвер, так что вслед за новыми изобретениями PC или Macintosh'а следует повсеместная смена сетевого оборудования, и здесь пользователю уже приходится принимать навязанные условия, устанавливая, например, "Outlook Express" вместо программы "Eudora", даже если первая занимает больше места на винчестере и не предлагает взамен практически никаких выгод. Здесь российские пользователи могли бы ощутить солидарность с западными, если бы все же специфический пиратский кодекс чести российских компьютерщиков (начиная от первых радиолюбителей 80-х, заходивших с помощью самодельных телеантенн даже на серверы Пентагона) не требовал нелицензионного копирования софтвера. Впрочем, это время (столь ощутимое до сих пор, например, на компьютерном рынке в Митино) заканчивается, и профессионализация сети вводит нашу Временно Автономную Зону в царство господства глобализации и Билла Гейтса. "Откуда эта завороженность стандартами? Почему кому-то не все равно, PC или Mac? Где тоталитаризм, спрятанный в архитектуре этого Gesamtmedia? И как можно его преодолеть? До сих пор мало что известно о возможностях создания радикальной оппозиции этой цифровой (digital) утопии, кроме, разве что, некоторых форм фундаментализма"3.
Случаи возникновения независимых провайдеров и серверов редки, хотя необходимо указать на пример проекта Вадима Гущина (www.rema.ru) и некоторых других, притом что многие инициативы поддерживаются Институтом "Открытое общество", инвестициями Центра Сороса. В политическом плане, русскоязычное информационное поле в сети сформировано не независимыми группами активистов, как в Европе, а политическими элитами, апроприирующими их достижения. Пионером сетевой политики стала имиджмейкерская фирма Фонд эффективной политики, возглавляемая бывшим диссидентом и нынешним высокопоставленным политическим консультантом Глебом Павловским. Ему принадлежит инициатива создания в 1997 году Интернет-проекта "Русский журнал" (в конкуренцию с которым почти сразу вступил "Zhurnal.ru"). "Дочерние образования" "Русского журнала", типа страницы "Guelman.ru", выполняют функцию агентов политического влияния и служат информационным полем для привилегированной медиальной и культурной столичной элиты. Медиа-аналитик (но в то же время и сотрудник ФЭПа) Иван Засурский в своей книге "Масс-медиа второй республики" подчеркивает принципиальную особенность российских медиа 90-х, которые всегда ориентировались не на широкий и неопознанный круг читателей, а на медиа-политическую элиту столицы, способную ориентироваться в подробностях информационной войны и интересах медиа-инвесторов. Такое понимание требует высокого цинизма от потребителей медиа. С таким же цинизмом нам следует заметить, что новая инициатива ФЭПа - "Интернет-парламент", запущенный весной 1999 года в начале предвыборной кампании Сергея Кириенко, которую делает ФЭП, - служила задаче трансляции незамысловатых идей кириенковского либерализма в более широкие массы. В "Интернет-парламенте" принимали участие, высказываясь относительно парламентских выборов и подобных проблем, счастливые обладатели модемов даже из более-менее отдаленных регионов, которым не светит участие в сложных столичных интригах (впрочем, Кириенко со страниц своего сервера, сооруженного ФЭПом, обещал им перспективу карьеры в своей партии).
России требуется независимая сеть провайдеров и инициатив, способных действовать в условиях постпарламентской политики и сетевой "вертикальной" организации, здесь будет уместно принять во внимание опыты социальных движений и негосударственных организаций. С 1960-х годов, когда началась яростная критика социал-демократической политики с левого фланга, существовали новые типы политических организаций, социальные движения, отрицавшие иерархию и представительство. С 1980-х преобладающее значение получили негосударственные организации (NGO), но к началу 1990-х они тоже дискредитировали себя. НГО превратились в бюрократические офисы, озабоченные поиском специального финансирования, и этот тип организации никогда не обладал ясно выраженной политической спецификой. "Кроме больших организаций, имеющих дело с правами человека, охраной окружающей среды и собственно гуманитарными, есть НГО, представляющие мыльную и химическую промышленность, фундаменталистские религиозные секты и НГО наблюдателей летающих тарелок. Если одни из них совершенно независимы, то другие, как известно, созданы коррумпированными правительствами, нелегальными бизнесами и другими заинтересованными агентами... В последнее время количество НГО возросло во многих странах. С каждым днем число НГО в ООН растет. Секретариаты ищут у них информации и новых идей, дипломаты - консультации и поддержки"4 . Появление NGO как таковых является социологическим материалом для исследования дерегуляции государства и роста внепарламентских инициатив, и в этом отношении их опыт очень полезен в организации протестной деятельности, но организационные принципы их работы должны быть переформулированы. Чтобы избежать превращения в обыкновенную политическую партию, НГО должна стремиться к сокращению количества участников. Идеал НГО - не офис с десятками сотрудников, а один-два человека плюс компьютер с модемом. Такие минимальные НГО должны ставить и решать конкретные задачи, осуществлять конкретные проекты. Если для решения конкретной задачи (например, проведения политической кампании) возникает необходимость в сотрудничестве, то НГО должны вступать в кратковременные тактические блоки на основе взаимного соглашения относительно важности данного проекта. Сотрудничать можно с кем угодно, лишь бы достигалась поставленная цель. Основным условием сотрудничества должна быть его кратковременность: блок создается только для осуществления действий, и единственный показатель успешности сотрудничества - успешность этих действий. В целях преодоления идеологии левых партий НГО должны отказаться от их традиционных атрибутов: иерархии членов, принципа представительства и ориентации на создание долговременного политического лейбла. Чтобы создать зону альтернативной политики, НГО должны прекратить игру в авторство, которую ведут истеблишментовские партии: они должны стать анонимными, т.е. невидимыми и оперативными. НГО должны забыть о стратегических задачах и долговременных проектах и строить свою работу исключительно на основании тактики. Политическая стратегия предполагает исчерпывающее знание политика о настоящем и будущем. Но в современной ситуации только незнание и непонимание придает силу, решительность и желание действовать. Претензиям на исчерпывающее знание реальности, характерным для традиционных левых политиков, НГО должны противопоставить новую, современную методологию принятия мгновенных тактических решений5.
Сеть не обещает мгновенных удач своим потребителям, но некоторым она дает возможность преодоления некоторых жестких ограничений, существующих в ужесточающейся экономической и политической жизни. В любом случае, сама экономическая и политическая жизнь каждый день доказывает свою волю в отношении наших жизней, поэтому любое действие возможно только на принятии условий включенности в нее. Сеть тоже не оставляет шанса на будущее каким бы то ни было версиям фундаментализма или эскапизма, более того, она требует первоначальных инвестиций в виде покупки модема и знания иностранного языка. Деятельность и сопротивление в сети требуют переформулирования тех принципов, на которых сопротивление строилось в прежние годы. Critical Art Ensemble обозначил два пункта такой работы: "Взамен попыток создать массовое движение или публичных обвинителей, CAE предложил децентрализованный поток микроорганизаций (ячеек), который мог бы создавать многочисленные потоки и траектории, затрудняющие стремительное развитие капиталистической экономики... Если культура сопротивления почерпнула какие-нибудь уроки за последние 150 лет, то она должна была понять, что "объединение людей" есть лживый конструкт, ведущий только к созданию замкнутых платформ на основании бюрократических монолитов и семиотических режимов исключения, неспособных репрезентировать или действовать в ситуации бесконечного разнообразия импульсов и нужд личностей внутри сложных и гибридных социальных образований. Второй важнейший переворот идеи гражданского неповиновения - это утверждение, что ориентироваться следует только на прямое изменение политики, а не пытаться косвенно провоцировать это изменение через медиа-манипуляции" .
Сетевая деятельность не может претендовать на выполнение задач, которые предъявлялись политике и искусству в прошлом, а именно - инновации и самоценности. Сеть лишает силы претензии на создание самоценного артефакта и закрытого продукта, поскольку в ней не существует продуктов, а есть только постоянное движение и коммуникация. Не может быть ни сетевых музеев, ни каталогов прошлого. Группы сопротивления, работающие в сети, должны ориентироваться только на эффективность своей работы и на создание общего фронта, все участки которого работали бы на основании собственной заинтересованности и отстаивания собственных интересов. Решения, которые, как некогда казалось, могут приниматься путем голосования, теперь должны приниматься только на основании доверия и солидарной заинтересованности теми, кто в них заинтересован.
1 The Amsterdam Agenda // Junction Skopje. Syndicate Publication Series 002. - Skopje 1998, p.61: "Media-cultural practice is thriving in many places all over Europe, but neither its existence nor its cultural and economic significance is well-known to policy makers dealing with the development of an information society. Yet media culture can make a tremendous contribution to this project." Конференция "From Practice to Policy" (октябрь 1997) была спонсирована Советом Европы и несколькими министерствами Голландии.
2 Гирт Ловинк о сетевом сопротивлении // mailradek no. 35, www.mailradek.rema.ru. Перепечатано в "Русском журнале": www.russ.ru/netcult.
3 Geert Lovink, Fragments of network criticism // www.rolux.org.
4 NGOs, Civil Society and Global Policy Making By James A. Paul, Executive Director, Global Policy Forum // www.ngo.net
5 Critical Art Ensemble Simulation and the public sphere // Next 5 minutes 3. Workbook. - Amsterdam, 1999, p.35.