Ольга Горюнова
От текста к медиа (2000)
Сборник: Медиа сознание/Медиа искусство/Медиа технология
Язык оригинала: русский
Квинтэссенция технологии - медиа традиционно являлась одним из объектов внимания философии, психологии и культурологии. Влияние, производимое на личность человека, как традиционного субъекта рассматриваемого мира, технологическими достижениями, изменениями в строении и способах функционирования самого мира, очевидно сказывалось как на его психике, системах ценностных представлений, так и на продуктах его деятельности - от произведений искусства до объектов культуры в широком смысле. Но сейчас на бывшее кресло субъекта, довольно расшатанное и занимаемое до последнего времени текстом, покусилась медиа, оказавшись в самом центре рассмотрения большего числа гуманитарных наук. Таким образом, в сфере теоретизирования возникла следующая дилемма: с одной стороны, желание "вписать" это относительно новое явление в общий историко-культурный контекст с помощью традиционных методов, и с другой - очевидная необходимость разработки нового понятийного и терминологического аппарата для осмысления радикально иной реальности. Гирт Ловинк обозначил эти две практики "медиа-теорией" и "Net критикой", обозначив первую, как спекулятивную. Данная работа является скорее попыткой спекулятивного рассмотрения и классификации радикального влияния Internet в традиционных философско-культурологических терминах, чем попыткой формирования новых, - отчасти для заманивания публики и в попытке создания стартовой площадки для собственных дальнейших размышлений.
Смысл вещи может обозначать лишь имя, смысл имени может обозначать только другое имя, - таков закон слова, такова традиционная текстовая практика культуры и искусства.
Слово, называя предмет, самим фактом обозначения отменяет его существование. Вещи погибают с тем, чтобы стать описанными, стать рассказами о самих себе. Произнося "холм", субъект речи переводит холм из уровня чувственной, невербальной, до-вербальной и, если угодно, первобытной реальности на уровень идей, "сущностей". Слово стремится к отсутствию в себе вещи, к репрезентации не-вещи, к идее. Получая операбельную идею "холма", рассказ о холме, человек получает возможность безболезненно расстаться с холмом реальным. При том, что в процедурах смыслообозначения реальный мир гибнет, получаемая "идея" мира отнюдь не является истинной; извлеченное из тьмы бытия значение при попытке освещения немедленно утаивается, искажается, заволакивается (1).
Кроме того, вещь, умерщвленная в слове и возрожденная на уровне идеи как не-вещь, оказывается вписанной в определенную реальность, способную и склонную к активному функционированию по собственным законам. Вступая в коммуникацию с другими словами, оно смещается, изменяет якобы представляемой им идее (в силу избытка означающих и избытка или недостатка означаемых) (2), - слово в тексте принципиально не обязано помнить о вещи, им названной, и сущности, указать на которую имел намерение субъект речи. Смысл вещи в тексте выхолащивается, превращаясь в своего рода вещь без идеи, - нереальную, призрачную, лишенную существования и в то же время обреченную на него. Таким образом, уровень слов и текста, уничтожая мир вещей для создания мира сущностей, на самом деле продуцирует собственную "не-настоящую" реальность, строит ее на эфемерных, повторяемых в новых изменениях и измененных повторением сущностях-вещах, и не скрывает своих обманов.
При этом художественное слово в вещи и в себе самом интересует именно вещь. Собственное, до-словесное существование предмета - вершина притязаний литературной речи, утопия художественного слова. Настоящая, живая вещь в бытии ее собственными глазами. Ухватить, запечатлеть реальную, до-художественную жизнь вещи - в слове, постоянно схватывая при этом лишь пустоту; движение пустоты: бежать вперед, в называние, стремясь назад, в бытие, оказываясь подхваченной потоками собственных словесных водоворотов и бездн; стремиться ввести целостность недоступной "настоящей" реальности - и уноситься вперед, подхваченной вихрями в пустоте, жаждущей мира и отрицающей саму себя, - картина функционирования художественной речи.
Литературная речь - это бесплодная мечта о реальности, мир без мира, сознание в отсутствие автора (поскольку, если я пишу: "Я пишу", - то субъект, обозначенный этими и последующими словами, - уже не я, живой и отстраненный, за столом, с ручкой в руке). Реальность физической смерти не отменяет беспредельность словесного смысла. Поэтому текст - это еще и "смерть как невозможность умереть" (3).
Таким образом, текст - это двусмысленность, много-смысленность, отсутствие смысла, лгущий ниоткуда голос, ловушка. Морока.
Большая часть проявлений человеческого существования связаны с миром бытия, с жизнью природы. Только способность человека к смыслоозначению отрывает его от природы и вводит в мир призрачный и не-существующий, мир, пытающийся запечатлеть ускользающее бытие. Но поскольку язык является системой, позволяющей человеку войти в мир, ею же описываемый, и существовать в нем, к чему она же и дает средства, то эта система оказывается единственной, прирожденной, невозможной возможностью мира для человека. Язык - это доступ к миру и одновременно - подмена мира, запаздывание, мираж, тень; мир человека появляется, становится только в процессе знаковой игры - и отсутствует до нее. Таким образом, оказывается, что мир лишен трансцендентального субъекта. На его месте оказывается язык. В этом единственном варианте мира - лингвистическом, человек оказывается далеко "не на вершине" (4).
Притом что произведения современного искусства все менее ориентированы на текст, его вытесняет телесность, попытки недискурсивной коммуникации - до сих пор они были немыслимы вне текстовых комментариев. Как современная культура в целом, как грамотный литературный текст, они требуют интерпретации - бесконечного проговаривания, повторений, комментируя себя вновь и вновь, до бесконечности. В наррации, в инсталляции, даже в перформансе (где в текст превращается сам субъект, отчуждаемый от себя-человека и своего "авторства") нечто всегда остается за рамками. Эта трещина отстраненности безличного субъекта от текста, элемент умолчания (его возникновение обусловлено не интенцией автора, а особенностями текста), пустота требуют возвращения, комментирования, прерывания собственного молчания, своей смерти - прекращения круговоротов смысла, цепочек смыслопорождения, что, опять же по законам текста, оказывается невозможным.
Выходом из этого замкнутого круга является присущее научному дискурсу по большей части утопическое стремление пользоваться не метафорическим языком, в языке - избежать языка, уничтожить зазор между означаемым и означающим. Такого рода слова, между тем, существуют - в лингвистике они получили наименование перформативных.
Перформативный глагол - это глагол, самим фактом произнесения которого совершается обозначаемое им действие: объявляю, приказываю, запрещаю. Информация перформативного характера является также объектом генетических исследований - хромосомный код (знак) обозначает ровно то, что он сам-в-себе-пишет. Такой "другой" способ означивания, смыслопорождения, не подчиняясь общим законам, позволяет избежать знаковой мороки.
Одним из начальных эпатирующих тезисов сетевой теории явилось представление о том, что Internet требует принципиально иной системы построения высказываний - соответственно системы мышления, презентации, репрезентации, коммуникации, языковых моделей, других "языков и звучаний"5. Такого рода требование достаточно обоснованно: если наука и культура к концу ХХ века оказались целиком во власти текста, то произошло это в первую очередь потому, что сами концепты науки и культуры были определены в языке, в текстовых формах; представление о них, их "идея" появились уже в период существования языка и наличия установившихся систем связи речи и письменности. Кроме того, текст является одновременно их основой, главным средством выражения, часто - объектом анализа и основным операционным материалом.
Тогда как Сеть своим существованием обязана принципиально иному типу системы: программирование оперирует перформативными типами знаков, способ означивания которых - означающее равно означаемому. То, что написано в командной строке, может значить только то, что там написано. (Художественные практики и игры здесь не учитываются; таков генеральный тип построения всей системы Internet и технологическая база Net-арт сайтов, практикующих сетевую деконструкцию).
WWW по своей структуре представляет иной, не лингвистический вариант мира. Его вне-лингвистичность подчеркивается и особой ролью иконических, указательных знаков в формировании структуры Сети: связь знака (изображения) с породившей его природной вещью - явление не лингвистического характера6. Таким образом, способ функционирования этой новой реальности коренным образом отличается от традиционной и общекультурной системы репрезентации.
Когда вы нажимаете кнопку "Остановить" в окне Internet Explorer, когда произносите: "Остановить", используя систему распознавания речи, руководит и действует чистая интенция - приостановить связь, и самим фактом произнесения (нажатия) загрузка оказывается прерванной. Осмотр поверхности Марса на сайте NASA в real time с частотой обновления 30 секунд гарантированно дает "живое" изображение Марса с небольшим опозданием. Такая модель построения смысла означаемое-в-означающем проецируется и на другие уровни функционирования Сети. Заметка на сайте престижной электронной компании о том, что более эффективная технология будет разработана к концу сезона, означает, что она действительно будет более эффективной, и появится не ранее конца сезона; появившееся на новостных страницах сообщение о том, что введен новый налог, означает введение налога.
Обман и манипуляция здесь не только возможны, но и естественны, - предоставляя огромные возможности власти, политике, государству (в степени эффективности такого рода воздействия - одно из отличий Internet от традиционных СМИ), такая система позволяет вызывать у индивидов нужду в том, что необходимо самой системе для ее результативности.
Современные художественные практики также используют принципы работы, усвоенные в процессе общения с WWW. При бытующем представлении об искусстве как процессе коммуникации, суть функционирования механизма власти, контроль здесь остаются теми же. Отказ от репрезентации и устремление к чистой коммуникации7, по сути, являются новым способом смыслопорождения: смысл не репрезентируется, а рождается в процессе коммуникации. Создавая environment для коммуникации, средство, media, художник создает и навязывает и message, то есть содержание коммуникации.
В целом же, в схему перформатива укладываются лишь структурно-образующие формации Internet. Большая часть сетевого наполнения, общий content, - продолжает апеллировать к различным текстовым системам смыслопорождения, игнорируя перформативную основу Сети. Например, общеизвестно, что попытки легитимации, утверждения истинности реплики, размещенной в чате, посредством ее демонстрации (я написал, что мне - 22, значит, я действительно родился 22 года назад) носят условный характер.
Таким образом, совокупность сведений, знаний, разрушив концепцию метарассказа, больше не является нарративной. По принципу построения и функционирования не является таковой и виртуальная реальность, базирующаяся на знании и информации. Но основой, обоснованностью науки и техники и, следовательно, логикой развития научно-технического общества с некоторых пор становится ориентация на максимальную эффективность. Любая структура сейчас легитимирует, обосновывает себя при помощи характеристик производительности, эффективности, результативности. И знание, чтобы сохранить свое лидирующее положение, вынуждено следовать этим трем обязательным условиям. Между тем, если верить Ж.-Ф. Лиотару, языковые игры и воображение (дающие возможность абстрагирования, возможность сополагать несопоставимое, - условия открытия), лежат в основе научного прогресса.8 Кроме того, опять же, согласно авторитетному мнению Ж.-Ф.Лиотара, в современной микрофизике и математике "ставится под сомнение точное измерение и прогноз поведения объектов в человеческом масштабе"9. Следовательно, полностью исключить языковые игры из общественно-научного обихода не представляется возможным.
Прогресс в знании требует воображения. Эффективность исключает воображение. Знанию необходима эффективность. Выходом из этой ситуации представляется изобретение новой стратегии языковой игры.
Тогда как принцип перформативности неизбежно ведет к манипуляции, а концепция метарассказа уже потерпела крах, идеальным решением оказываются маленькие рассказы, локальные временные консенсусы. Такого рода мини-нарративы, мини-рассказы можно повсеместно наблюдать в Internet. Система подчиненных пространственно-временных текстов, покидая мегаполе словесных игр, создает из виртуальной реальности пространство, пригодное для обитания.
Итак, структурно-образующий уровень системы Internet, ее первичное наполнение, базовое построение строятся по принципу перформативности: на отношении означающее-равно-означаемому, где процесс порождения смысла равнозначен самому процессу функционирования, - простейшей деятельности. Такой вариант мира, на первый взгляд, наконец возвращает на место трансцендентального Субъекта - человека, пользователя, делая его производителем и оператором смысла.
Вторичное наполнение (рассуждая с определенной долей условности, к нему можно отнести информационно-научные, строгие государственные, социальные ресурсы), стремящееся по схеме функционирования максимально приблизиться (или по меньшей мере не удалиться) к "природной" основе Сети, пытается работать с той же практикой смыслопорождения: присутствия означаемого здесь-и-сейчас в данном конкретном означающем, что создает благоприятные условия для различного рода манипуляций (к этой же категории можно отнести и нет.арт проекты, актуальнейшие направления развития которых, в целом, - изучение и художественное осмысление природы медиа, специфики ее работы и воздействия на человека). Здесь на месте Субъекта, как кажется, оказываются отдельные индивиды, наделенные максимальной властью, специальными умениями и информацией (в качестве операционного материала функционируют пространственно-временные, строго ограниченные и контролируемые текстовые комплексы). Остальные пользователи в этом варианте мира опять оказываются "не на вершине".
Если же попытаться максимально теоретизировать ситуацию, обобщая сетевой content, то, вероятно, можно выделить и некий третий, наиболее общий уровень наполнения - условную генеральную типическую Internet массу. В этом варианте мира предстает четкая оппозиция - любой пользователь - медиа, члены которой агрессивно разнесены.
Человек под активным массажем медиа постепенно теряет первоначально затмившее взор могущество. В новом виртуальном мире сознание приобретает кардинально иные качества, переходя в дисперсное состояние: оно разливается, растекается по Сети, не поддерживаемое более строгими рамками - ни интеллектуальными границами разума, ни физическими границами тела. Виртуальная личность (что является темой многочисленных отдельных исследований (10)), отказываясь от догм, правил, обязательств, пола, приобретает способность к максимальным изменениям, бесконечным мутациям. Типичная реакция на длительный Internet serfing - ситуация архаической слиянности личностного образа с другими сознаниями и отказ от стабильной самоидентификации, как и утрата привычки к саморефлексии, способствуют расслаблению, растеканию личности, сегментизации мышления (11). С изменением принципов бытия во времени (когда будущее наступило) и пространстве (ставшем виртуальным), оказываясь в ситуации технологических гиперскоростей, такой субъект все свои усилия может направить лишь на сохранение способности адекватно реагировать - делать выбор. Коммуникация с таким субъектом - обмен демонстрацией максимально обнаженного бытия, которое и становится единственным содержанием коммуникации (12).
Медиа. Гипертекстовая структура была изобретена и в какой-то мере разработана задолго до появления Сети. Казалось бы, с глобальным распространением Internet эта теория мечты поколений должна была быть не только внедрена, но и идеально до-воплощена. Структура Internet действительно предусматривает тотальное "залинкование", но с неожиданно обратными результатами. Во-первых, необходимость визуализации идеи создает ситуацию визуального империализма, когда клишированная система иконок воздействует на манер навязчивой рекламной эстетики, производя иероглифические симулякры и ставя под вопрос творческую продуктивность всей системы. Во-вторых же, в процессе навигации по гиперлинкам смысл не обретается, а окончательно утрачивается. Хаос гипертекста начинает работать на себя, автономно производя новые и новые смыслы. Линкуют здесь уже не авторы сайтов, - а сам Internet.
В игры гипертекста начинает играть медиа, - она производит и поглощает смыслы, воспроизводит их, модифицирует, расширяет и умерщвляет. Субъектом виртуального пространства, собственным производителем, оператором смысла и самим смыслом становится Сеть. Субъектом мира становится Медиа.
Что касается человека, то он, похоже, теперь уже вместе с текстом, (изрядно потесненным другими способами смыслоозначения, любезно предоставляемыми медиа) становится игрушкой в этой новой игре. Игре, в которую теперь, оказавшись "на вершине", играет Медиа.
1. J.Derrida. Force et signification / L’ecriture et la difference, P., 1963, p.45.
2.Комментируя работы Фуко, а также в собственном исследовании “Различие и повторение”, СПб., 1998, Ж.Делез говорит об интерпретации, как о практике, порожденной избытком означающих при недостатке означаемого.
3.Здесь обобщенно излагаются достаточно общие утверждения, выводы философских и филологических исследований последних 50 лет, и в частности, цитируется по: М.Бланшо. От Кафки к Кафке, М., 1998, с.39.
4.J.Derrida. De la Grammatologie, P., 1967.
5.М.Эпштейн Из тоталитарной эпохи – в виртуальную // Приложение к журналу “Пушкин”, М., 15.05.98, с.5.
6.См. подробный анализ этого положения Леви-Стросса у У.Эко: У.Эко. Отсутствующая структура, М., 1998, с. 146.
7.“Только искусство, основанное на коммуникации… Реальность чистой и подлинной коммуникации… становится сегодня по-настоящему возможной. Нет-арт – коммуникация – настоящее”, - А.Шульгин. Манифест. (www.sccamoscow.ru/gif/lab/myth/sh0/shulgin3.htm), с.1-3.
8.Ж-Ф.Лиотар. Состояние постмодерна., М-СПб., 1998, с.102-129.
9.Там же, с.158.
10.См. об этом, например, материалы русскоязычного журнала “Виртуальная анатомия” (http://www.dux.ru/festival/cover.htm).
11.Здесь речь идет об изменениях “на время пребывания” в виртуальном пространстве, что, однако, не исключает вероятности последующего распространения такого рода поведенческих принципов у пользователей Internet (особенно на “выросших” в ней) и на деятельность offline.
12.Здесь показателен проект А.Шульгина “Homework” (http://www.easylife.org/this_morning/), где с открытием первой страницы работы начинают появляться бесчисленные окошки, содержанием которых оказываются надписи типа: “I want to piss”, “I want to eat” и т.д.
Перевод текста: From text to media
От текста к медиа (2000)
Сборник: Медиа сознание/Медиа искусство/Медиа технология
Язык оригинала: русский
Квинтэссенция технологии - медиа традиционно являлась одним из объектов внимания философии, психологии и культурологии. Влияние, производимое на личность человека, как традиционного субъекта рассматриваемого мира, технологическими достижениями, изменениями в строении и способах функционирования самого мира, очевидно сказывалось как на его психике, системах ценностных представлений, так и на продуктах его деятельности - от произведений искусства до объектов культуры в широком смысле. Но сейчас на бывшее кресло субъекта, довольно расшатанное и занимаемое до последнего времени текстом, покусилась медиа, оказавшись в самом центре рассмотрения большего числа гуманитарных наук. Таким образом, в сфере теоретизирования возникла следующая дилемма: с одной стороны, желание "вписать" это относительно новое явление в общий историко-культурный контекст с помощью традиционных методов, и с другой - очевидная необходимость разработки нового понятийного и терминологического аппарата для осмысления радикально иной реальности. Гирт Ловинк обозначил эти две практики "медиа-теорией" и "Net критикой", обозначив первую, как спекулятивную. Данная работа является скорее попыткой спекулятивного рассмотрения и классификации радикального влияния Internet в традиционных философско-культурологических терминах, чем попыткой формирования новых, - отчасти для заманивания публики и в попытке создания стартовой площадки для собственных дальнейших размышлений.
Смысл вещи может обозначать лишь имя, смысл имени может обозначать только другое имя, - таков закон слова, такова традиционная текстовая практика культуры и искусства.
Слово, называя предмет, самим фактом обозначения отменяет его существование. Вещи погибают с тем, чтобы стать описанными, стать рассказами о самих себе. Произнося "холм", субъект речи переводит холм из уровня чувственной, невербальной, до-вербальной и, если угодно, первобытной реальности на уровень идей, "сущностей". Слово стремится к отсутствию в себе вещи, к репрезентации не-вещи, к идее. Получая операбельную идею "холма", рассказ о холме, человек получает возможность безболезненно расстаться с холмом реальным. При том, что в процедурах смыслообозначения реальный мир гибнет, получаемая "идея" мира отнюдь не является истинной; извлеченное из тьмы бытия значение при попытке освещения немедленно утаивается, искажается, заволакивается (1).
Кроме того, вещь, умерщвленная в слове и возрожденная на уровне идеи как не-вещь, оказывается вписанной в определенную реальность, способную и склонную к активному функционированию по собственным законам. Вступая в коммуникацию с другими словами, оно смещается, изменяет якобы представляемой им идее (в силу избытка означающих и избытка или недостатка означаемых) (2), - слово в тексте принципиально не обязано помнить о вещи, им названной, и сущности, указать на которую имел намерение субъект речи. Смысл вещи в тексте выхолащивается, превращаясь в своего рода вещь без идеи, - нереальную, призрачную, лишенную существования и в то же время обреченную на него. Таким образом, уровень слов и текста, уничтожая мир вещей для создания мира сущностей, на самом деле продуцирует собственную "не-настоящую" реальность, строит ее на эфемерных, повторяемых в новых изменениях и измененных повторением сущностях-вещах, и не скрывает своих обманов.
При этом художественное слово в вещи и в себе самом интересует именно вещь. Собственное, до-словесное существование предмета - вершина притязаний литературной речи, утопия художественного слова. Настоящая, живая вещь в бытии ее собственными глазами. Ухватить, запечатлеть реальную, до-художественную жизнь вещи - в слове, постоянно схватывая при этом лишь пустоту; движение пустоты: бежать вперед, в называние, стремясь назад, в бытие, оказываясь подхваченной потоками собственных словесных водоворотов и бездн; стремиться ввести целостность недоступной "настоящей" реальности - и уноситься вперед, подхваченной вихрями в пустоте, жаждущей мира и отрицающей саму себя, - картина функционирования художественной речи.
Литературная речь - это бесплодная мечта о реальности, мир без мира, сознание в отсутствие автора (поскольку, если я пишу: "Я пишу", - то субъект, обозначенный этими и последующими словами, - уже не я, живой и отстраненный, за столом, с ручкой в руке). Реальность физической смерти не отменяет беспредельность словесного смысла. Поэтому текст - это еще и "смерть как невозможность умереть" (3).
Таким образом, текст - это двусмысленность, много-смысленность, отсутствие смысла, лгущий ниоткуда голос, ловушка. Морока.
Большая часть проявлений человеческого существования связаны с миром бытия, с жизнью природы. Только способность человека к смыслоозначению отрывает его от природы и вводит в мир призрачный и не-существующий, мир, пытающийся запечатлеть ускользающее бытие. Но поскольку язык является системой, позволяющей человеку войти в мир, ею же описываемый, и существовать в нем, к чему она же и дает средства, то эта система оказывается единственной, прирожденной, невозможной возможностью мира для человека. Язык - это доступ к миру и одновременно - подмена мира, запаздывание, мираж, тень; мир человека появляется, становится только в процессе знаковой игры - и отсутствует до нее. Таким образом, оказывается, что мир лишен трансцендентального субъекта. На его месте оказывается язык. В этом единственном варианте мира - лингвистическом, человек оказывается далеко "не на вершине" (4).
Притом что произведения современного искусства все менее ориентированы на текст, его вытесняет телесность, попытки недискурсивной коммуникации - до сих пор они были немыслимы вне текстовых комментариев. Как современная культура в целом, как грамотный литературный текст, они требуют интерпретации - бесконечного проговаривания, повторений, комментируя себя вновь и вновь, до бесконечности. В наррации, в инсталляции, даже в перформансе (где в текст превращается сам субъект, отчуждаемый от себя-человека и своего "авторства") нечто всегда остается за рамками. Эта трещина отстраненности безличного субъекта от текста, элемент умолчания (его возникновение обусловлено не интенцией автора, а особенностями текста), пустота требуют возвращения, комментирования, прерывания собственного молчания, своей смерти - прекращения круговоротов смысла, цепочек смыслопорождения, что, опять же по законам текста, оказывается невозможным.
Выходом из этого замкнутого круга является присущее научному дискурсу по большей части утопическое стремление пользоваться не метафорическим языком, в языке - избежать языка, уничтожить зазор между означаемым и означающим. Такого рода слова, между тем, существуют - в лингвистике они получили наименование перформативных.
Перформативный глагол - это глагол, самим фактом произнесения которого совершается обозначаемое им действие: объявляю, приказываю, запрещаю. Информация перформативного характера является также объектом генетических исследований - хромосомный код (знак) обозначает ровно то, что он сам-в-себе-пишет. Такой "другой" способ означивания, смыслопорождения, не подчиняясь общим законам, позволяет избежать знаковой мороки.
Одним из начальных эпатирующих тезисов сетевой теории явилось представление о том, что Internet требует принципиально иной системы построения высказываний - соответственно системы мышления, презентации, репрезентации, коммуникации, языковых моделей, других "языков и звучаний"5. Такого рода требование достаточно обоснованно: если наука и культура к концу ХХ века оказались целиком во власти текста, то произошло это в первую очередь потому, что сами концепты науки и культуры были определены в языке, в текстовых формах; представление о них, их "идея" появились уже в период существования языка и наличия установившихся систем связи речи и письменности. Кроме того, текст является одновременно их основой, главным средством выражения, часто - объектом анализа и основным операционным материалом.
Тогда как Сеть своим существованием обязана принципиально иному типу системы: программирование оперирует перформативными типами знаков, способ означивания которых - означающее равно означаемому. То, что написано в командной строке, может значить только то, что там написано. (Художественные практики и игры здесь не учитываются; таков генеральный тип построения всей системы Internet и технологическая база Net-арт сайтов, практикующих сетевую деконструкцию).
WWW по своей структуре представляет иной, не лингвистический вариант мира. Его вне-лингвистичность подчеркивается и особой ролью иконических, указательных знаков в формировании структуры Сети: связь знака (изображения) с породившей его природной вещью - явление не лингвистического характера6. Таким образом, способ функционирования этой новой реальности коренным образом отличается от традиционной и общекультурной системы репрезентации.
Когда вы нажимаете кнопку "Остановить" в окне Internet Explorer, когда произносите: "Остановить", используя систему распознавания речи, руководит и действует чистая интенция - приостановить связь, и самим фактом произнесения (нажатия) загрузка оказывается прерванной. Осмотр поверхности Марса на сайте NASA в real time с частотой обновления 30 секунд гарантированно дает "живое" изображение Марса с небольшим опозданием. Такая модель построения смысла означаемое-в-означающем проецируется и на другие уровни функционирования Сети. Заметка на сайте престижной электронной компании о том, что более эффективная технология будет разработана к концу сезона, означает, что она действительно будет более эффективной, и появится не ранее конца сезона; появившееся на новостных страницах сообщение о том, что введен новый налог, означает введение налога.
Обман и манипуляция здесь не только возможны, но и естественны, - предоставляя огромные возможности власти, политике, государству (в степени эффективности такого рода воздействия - одно из отличий Internet от традиционных СМИ), такая система позволяет вызывать у индивидов нужду в том, что необходимо самой системе для ее результативности.
Современные художественные практики также используют принципы работы, усвоенные в процессе общения с WWW. При бытующем представлении об искусстве как процессе коммуникации, суть функционирования механизма власти, контроль здесь остаются теми же. Отказ от репрезентации и устремление к чистой коммуникации7, по сути, являются новым способом смыслопорождения: смысл не репрезентируется, а рождается в процессе коммуникации. Создавая environment для коммуникации, средство, media, художник создает и навязывает и message, то есть содержание коммуникации.
В целом же, в схему перформатива укладываются лишь структурно-образующие формации Internet. Большая часть сетевого наполнения, общий content, - продолжает апеллировать к различным текстовым системам смыслопорождения, игнорируя перформативную основу Сети. Например, общеизвестно, что попытки легитимации, утверждения истинности реплики, размещенной в чате, посредством ее демонстрации (я написал, что мне - 22, значит, я действительно родился 22 года назад) носят условный характер.
Таким образом, совокупность сведений, знаний, разрушив концепцию метарассказа, больше не является нарративной. По принципу построения и функционирования не является таковой и виртуальная реальность, базирующаяся на знании и информации. Но основой, обоснованностью науки и техники и, следовательно, логикой развития научно-технического общества с некоторых пор становится ориентация на максимальную эффективность. Любая структура сейчас легитимирует, обосновывает себя при помощи характеристик производительности, эффективности, результативности. И знание, чтобы сохранить свое лидирующее положение, вынуждено следовать этим трем обязательным условиям. Между тем, если верить Ж.-Ф. Лиотару, языковые игры и воображение (дающие возможность абстрагирования, возможность сополагать несопоставимое, - условия открытия), лежат в основе научного прогресса.8 Кроме того, опять же, согласно авторитетному мнению Ж.-Ф.Лиотара, в современной микрофизике и математике "ставится под сомнение точное измерение и прогноз поведения объектов в человеческом масштабе"9. Следовательно, полностью исключить языковые игры из общественно-научного обихода не представляется возможным.
Прогресс в знании требует воображения. Эффективность исключает воображение. Знанию необходима эффективность. Выходом из этой ситуации представляется изобретение новой стратегии языковой игры.
Тогда как принцип перформативности неизбежно ведет к манипуляции, а концепция метарассказа уже потерпела крах, идеальным решением оказываются маленькие рассказы, локальные временные консенсусы. Такого рода мини-нарративы, мини-рассказы можно повсеместно наблюдать в Internet. Система подчиненных пространственно-временных текстов, покидая мегаполе словесных игр, создает из виртуальной реальности пространство, пригодное для обитания.
Итак, структурно-образующий уровень системы Internet, ее первичное наполнение, базовое построение строятся по принципу перформативности: на отношении означающее-равно-означаемому, где процесс порождения смысла равнозначен самому процессу функционирования, - простейшей деятельности. Такой вариант мира, на первый взгляд, наконец возвращает на место трансцендентального Субъекта - человека, пользователя, делая его производителем и оператором смысла.
Вторичное наполнение (рассуждая с определенной долей условности, к нему можно отнести информационно-научные, строгие государственные, социальные ресурсы), стремящееся по схеме функционирования максимально приблизиться (или по меньшей мере не удалиться) к "природной" основе Сети, пытается работать с той же практикой смыслопорождения: присутствия означаемого здесь-и-сейчас в данном конкретном означающем, что создает благоприятные условия для различного рода манипуляций (к этой же категории можно отнести и нет.арт проекты, актуальнейшие направления развития которых, в целом, - изучение и художественное осмысление природы медиа, специфики ее работы и воздействия на человека). Здесь на месте Субъекта, как кажется, оказываются отдельные индивиды, наделенные максимальной властью, специальными умениями и информацией (в качестве операционного материала функционируют пространственно-временные, строго ограниченные и контролируемые текстовые комплексы). Остальные пользователи в этом варианте мира опять оказываются "не на вершине".
Если же попытаться максимально теоретизировать ситуацию, обобщая сетевой content, то, вероятно, можно выделить и некий третий, наиболее общий уровень наполнения - условную генеральную типическую Internet массу. В этом варианте мира предстает четкая оппозиция - любой пользователь - медиа, члены которой агрессивно разнесены.
Человек под активным массажем медиа постепенно теряет первоначально затмившее взор могущество. В новом виртуальном мире сознание приобретает кардинально иные качества, переходя в дисперсное состояние: оно разливается, растекается по Сети, не поддерживаемое более строгими рамками - ни интеллектуальными границами разума, ни физическими границами тела. Виртуальная личность (что является темой многочисленных отдельных исследований (10)), отказываясь от догм, правил, обязательств, пола, приобретает способность к максимальным изменениям, бесконечным мутациям. Типичная реакция на длительный Internet serfing - ситуация архаической слиянности личностного образа с другими сознаниями и отказ от стабильной самоидентификации, как и утрата привычки к саморефлексии, способствуют расслаблению, растеканию личности, сегментизации мышления (11). С изменением принципов бытия во времени (когда будущее наступило) и пространстве (ставшем виртуальным), оказываясь в ситуации технологических гиперскоростей, такой субъект все свои усилия может направить лишь на сохранение способности адекватно реагировать - делать выбор. Коммуникация с таким субъектом - обмен демонстрацией максимально обнаженного бытия, которое и становится единственным содержанием коммуникации (12).
Медиа. Гипертекстовая структура была изобретена и в какой-то мере разработана задолго до появления Сети. Казалось бы, с глобальным распространением Internet эта теория мечты поколений должна была быть не только внедрена, но и идеально до-воплощена. Структура Internet действительно предусматривает тотальное "залинкование", но с неожиданно обратными результатами. Во-первых, необходимость визуализации идеи создает ситуацию визуального империализма, когда клишированная система иконок воздействует на манер навязчивой рекламной эстетики, производя иероглифические симулякры и ставя под вопрос творческую продуктивность всей системы. Во-вторых же, в процессе навигации по гиперлинкам смысл не обретается, а окончательно утрачивается. Хаос гипертекста начинает работать на себя, автономно производя новые и новые смыслы. Линкуют здесь уже не авторы сайтов, - а сам Internet.
В игры гипертекста начинает играть медиа, - она производит и поглощает смыслы, воспроизводит их, модифицирует, расширяет и умерщвляет. Субъектом виртуального пространства, собственным производителем, оператором смысла и самим смыслом становится Сеть. Субъектом мира становится Медиа.
Что касается человека, то он, похоже, теперь уже вместе с текстом, (изрядно потесненным другими способами смыслоозначения, любезно предоставляемыми медиа) становится игрушкой в этой новой игре. Игре, в которую теперь, оказавшись "на вершине", играет Медиа.
1. J.Derrida. Force et signification / L’ecriture et la difference, P., 1963, p.45.
2.Комментируя работы Фуко, а также в собственном исследовании “Различие и повторение”, СПб., 1998, Ж.Делез говорит об интерпретации, как о практике, порожденной избытком означающих при недостатке означаемого.
3.Здесь обобщенно излагаются достаточно общие утверждения, выводы философских и филологических исследований последних 50 лет, и в частности, цитируется по: М.Бланшо. От Кафки к Кафке, М., 1998, с.39.
4.J.Derrida. De la Grammatologie, P., 1967.
5.М.Эпштейн Из тоталитарной эпохи – в виртуальную // Приложение к журналу “Пушкин”, М., 15.05.98, с.5.
6.См. подробный анализ этого положения Леви-Стросса у У.Эко: У.Эко. Отсутствующая структура, М., 1998, с. 146.
7.“Только искусство, основанное на коммуникации… Реальность чистой и подлинной коммуникации… становится сегодня по-настоящему возможной. Нет-арт – коммуникация – настоящее”, - А.Шульгин. Манифест. (www.sccamoscow.ru/gif/lab/myth/sh0/shulgin3.htm), с.1-3.
8.Ж-Ф.Лиотар. Состояние постмодерна., М-СПб., 1998, с.102-129.
9.Там же, с.158.
10.См. об этом, например, материалы русскоязычного журнала “Виртуальная анатомия” (http://www.dux.ru/festival/cover.htm).
11.Здесь речь идет об изменениях “на время пребывания” в виртуальном пространстве, что, однако, не исключает вероятности последующего распространения такого рода поведенческих принципов у пользователей Internet (особенно на “выросших” в ней) и на деятельность offline.
12.Здесь показателен проект А.Шульгина “Homework” (http://www.easylife.org/this_morning/), где с открытием первой страницы работы начинают появляться бесчисленные окошки, содержанием которых оказываются надписи типа: “I want to piss”, “I want to eat” и т.д.
Перевод текста: From text to media
