Михаил Кузнецов
Виртуальная реальность: гипертекст versus текст? (1993)
Язык оригинала: русский
Выбор темы данного выступления в значительной степени продиктован самим ходом дискуссии, которая на протяжении последнего года развернулась по проблемам новых электронных медиа, виртуальной реальности, интерактивности и т.д., лишь благодаря институциональной поддержке со стороны Центра современного искусства Сороса и Ассоциации новых экранных технологий, а международный характер приобрела благодаря неутомимой энергии уважаемого куратора проекта г-жи Кэти Хоффман. Складывающаяся вокруг совершенно нового для нашей страны начинания интеллектуальная среда является в высшей степени гетерогенной, таким же является на сегодняшний день и формирующийся в ее недрах дискурс. В этом круто заваренном, по меткому выражению Анатолия Прохорова, интердисциплинарном “бульоне” надеюсь будет уместна и некоторая толика философского осмысления этих проблем. В кругу тем, обсуждавшихся на последнем семинаре по интерактивному телевидению, проводимом ассоциацией НЭТ, не нашла своего должного освещения, как мне кажется, тема уже достаточно отчетливо наметившейся оппозиции такого сравнительно нового и преимущественно электронного феномена, каким является гипертекст, такому канону и органону европейской культурной традиции, каким на протяжении более чем двух тысячелетий являлся для нее текст. О сравнительной новизне и преимущественно электронном характере гипертекста здесь упомянуто с тем, чтобы еще раз напомнить тот общеизвестный факт, что даже такой главенствующий обитатель “галактики Гутенберга”, как печатная книга, обладает, в ипостаси словаря или энциклопедии, гипертекстовой структурой. Не только это обстоятельство, но и, например, работа с таким несложным гипертекстом, как DOS`овский help, не оставляет никаких сомнений в генетическом родстве текста и гипертекста. И тем не менее об их различии уже сегодня можно говорить с достаточной уверенностью. В своем кратком резюме, озаглавленном “Гипермедиа: анализ искусственной системы”, Сабрина Моретти, касаясь различия текста и гипертекста, отмечает, что в то время как традиционный текст допускает только одну форму организации транслируемого им знания, а именно линеарную, в которой каждый информационный unit оказывается связанным лишь с ему предшествующим и последующим гипертекстом, предлагается совершенно иной вид связи между составляющими его элементами: в нем любой unit может быть непосредственно связан с любым произвольно взятым числом unit`ов информации 1. Этим достаточно банальным и далеко не исчерпывающим возможностей гипертекста определением тем не менее подчеркивается та его отличительная особенность, которая позволяет рассматривать гипертекст в качестве явления, лежащего уже “по ту сторону” текста.
Столь привычная для нас линеарная организация пространства и времени традиционного текста, о которой только что шла речь, столь же привычным образом может быть, конечно, ограничена узкими рамками литературы, даже если последняя трактуется самым расширительным образом. Но представляется, что проблема, с которой мы тут имеем дело, является по своей значимости более кардинальной, чем проблема структурирования и организации литературного текста, и более глобальной по охвату.
На вопрос о том, не является ли линеарная структура текстового нарратива всего лишь корректным “отображением” реально существующей в действительности линеарности пространства и времени, сегодня, в конце XX века, вряд ли кто-либо решится дать безусловно положительный ответ. Гораздо более вероятной в наши дни была бы такая точка зрения, для которой вопрос о примате мира “материального” над “идеальным” его отображением оставался бы в высшей степени спорным вопросом. Подобного рода нерешительность проистекает - и это становится уже общим местом современного культурного контекста - от осознания того факта, что текст является со-конститутивным элементом того миропорядка, который мы привыкли считать непреложным, от Бога или природы данным.
Именно текст является тем первичным местом, в котором формируется “дискурс власти”, впоследствии на уровне “микрофизики”, по терминологии Мишеля Фуко, тотально подчиняющий себе все жизненные проявления нормализованной человеческой особи. И именно его линеарная структура представляет собой ту матрицу, на основе которой становится возможным массовое производство соответствующих единому стандарту унифицированных представлений о пространстве и времени. Созданная универсальными умами эпохи Ренессанса прямая перспектива в живописи, предоставляющая возможность только линеарного передвижения от предшествующего (более близкого к наблюдателю) пространственного элемента к последнему (более удаленному от него) и тем самым, по сути дела, уже предвосхитившая фигуру тюремного надзирателя в “Паноптиконе” Бентама 2, равно как и заведенный Ньютоном “абсолютный хронометр”, допускающий лишь неукоснительное следование последующего момента времени вслед за предыдущим и потому раз и, казалось, навсегда разрывающий столь привычный архаическому мироощущению “круг” времени, имеют своим прототипом ту линию странствований гомеровского Одиссея, которой наряду с паническим ужасом перед неисповедимой мощью хтонических и океанических сил были безжалостно отсечены и все девиантные от линеарного, признающего лишь необратимую и неотвратимую последовательность событий (“Шаг влево, шаг вправо - конвой стреляет!”), способы мироощущения 3.
Поэтому столь невинная на первый взгляд процедура чтения текста, не только литературного, но и визуального, например фильма, соответствующего (как то убедительно было продемонстрировано Николаем Изволовым в его комментарии к показу фильмов Жоржа Мельеса в рамках фестиваля “Аниграф”) сложившемуся в 30-х годах голливудскому, нацистскому или коммунистическому стандарту, вряд ли может рассматриваться в качестве совершенно безобидной и ни к чему не обязывающей. Ежедневно, ежечасно и ежеминутно интериоризуемая потребителем текстов линеарная структура текстового нарратива не только превращает его в “читателя” в универсальном смысле, обреченного на чтение “книги бытия” как предданного ему текста, на полях которого он волен, конечно, оставлять свои заметки и комментарии, но переписать который заново ему не дано. Ею равным образом устраняется из человеческой ментальности и сама возможность представить себе реально существующей какую-либо иную структуру соотношения элементов пространства и моментов времени кроме той, которая диктуется ею. Современный здравомыслящий человек к примеру нисколько не сомневается в том, что ежегодный христианский праздник Рождества относится к событию, имевшему место две тысячи лет тому назад, ему и в голову не придет та абсурдная мысль, что здесь мы имеем дело с круговоротом, цикличностью времени, возвращающегося, двигаясь по кругу, к точке определенного события так же неизбежно, как каждый год наступает зима или лето. Несомненно для него и то, что появление стигмат на теле какого-либо святого, например Франциска Ассизского, объясняется тем или иным естественным образом, при помощи все того же линеарного ряда последовательно сменяющих друг друга причин, а не мгновенной аннигиляцией пространственно-временной дистанцированности от крестных мук Богочеловека.
И уже совсем недоступным для него становится смысл столь странной процедуры, как молитва, которой для существа, обладающего архаической ментальностью, маркируется то обстоятельство, что несмотря на всю его тварность ему все же остается открытым доступ к интерактивному (сказали бы мы сегодня) вмешательству в узаконенный высшими силами порядок вещей.
Незыблемые твердыни имеют, однако, обыкновение рушиться в одночасье. С появлением в 80-х годах нашего столетия на мировом рынке такого товара, как персональный компьютер, безусловно доминантный статус текста как того топоса, единственно лишь в котором могло реализовать себя интеллектуальное усилие, становится под вопрос. Несмотря на то, что первые значительные успехи, приведшие к скачкообразному повышению массового спроса на PC, были достигнуты именно в области составления программ текстовых редакторов, интеграция текста в новую, непривычную для него среду, среду электронную и программируемую, вряд ли прошла для него безболезненно. Столь притягательные для массового потребителя удобства пользования текстовым редактором, обусловленные в конечном итоге тем обстоятельством, что его интерфейс допускает интерактивное взаимодействие с любым байтом текстового файла, нередко выглядят исполненной черного юмора насмешкой над сакральными принципами организации линейной структуры текстового нарратива. И в этой связи нельзя не воздать должное тем программистам, которые, руководствуясь более своей интуицией, чем профессиональными знаниями в области современных науки, искусства и философии, сумели воплотить в своих программных продуктах то мироощущение, которое досталось ценой неимоверных и нередко приводивших к личной психосоматической катастрофе усилий со стороны целой плеяды выдающихся умов века нынешнего и века минувшего, столь сокрушительно деконструировавших парадигму линеарного текстового нарратива, но так и не отваживавшихся выйти - за исключением случаев болезни, безумия, самоубийства - за пределы того последнего текста, каким является окружающий нас реальный мир.
Термином “виртуальная реальность”, сегодня уже в качестве “trademark” прочно закрепившимся за технологией определенного типа, использующей столь дорогостоящее оборудование, как “шлем”, “перчатка”, “suit” и, например, Silicon Graphics workstations, совершенно корректно, на мой взгляд, передается то обстоятельство, что генерируемая компьютерной технологией искусственная среда по всем своим параметрам является альтернативной и запредельной тому миру, который мы привыкли считать единственно реальным. В ней не соблюдаются нормы пространственного упорядочивания событий и явлений, ибо в условиях создаваемой усилиями Internet`a и отечественного Relcom`a глобальной компьютерной сети, с легкой руки пророка современного киберпанка Вильяма Гибсона получившей титул “киберпространства”, явно нерелевантным становится то, где же “в действительности” находится просматриваемый на данный момент на дисплее вашего компьютера файл - на жестком диске вашего компьютера или того, от которого вас отделяет расстояние в десятки тысяч миль. В ней приходится специально указывать дату изготовления того или иного software, поскольку за исключением того ущерба, который неизбежно наносится ему компьютерным “железом” (hardware), истекшее со дня его “рождения” время не накладывает - видимо, все-таки вопреки хакерскому поверью, утверждающему, что программы, которыми никто не пользуется, имеют свойство сами по себе дезинтегрироваться - на него никакого отпечатка; оно вообще не подчиняется закону неизбежного старения физических объектов, ибо будучи даже многократно “скопированным”, во всех этих своих дигитальных репликах оказывается оно, строго говоря, не копией, а тем же самым software. В ней, наконец, становится необязательной столь значимая в мире реальном интегративная целостность человеческого Я пользователя. Пользователи некоторых сетей в США уже приобрели привычку репрезентировать себя сетевой коммуникацией при помощи произвольно варьируемых ими icon`ов: здесь можно по желанию менять свой пол, возраст, национальность, расу, профессию и т.д.; можно, видимо, конструировать любого вида гибриды, открывающие такие перспективы перед практикой шизотелесности, которым наверняка могли бы позавидовать как те, кто отваживается ставить эксперименты по шизоидному перемонтажу личности на своей собственной психосоматике, так и теоретики шизоанализа Жиль Делез и Феликс Гваттари. Одну из первых попыток как концептуального осмысления особой пространственно-временной структуры виртуальной реальности, так и осуществляемой на практике в ее пределах навигации и представляет собой гипертекст. Допускаемый им способ движения в корне отличен от линеарного. Конститутивный для гипертекста тип связи между его элементами, позволяющий любому из них непосредственно, т.е. минуя какие бы то ни было промежуточные инстанции, сочетаться с любым числом прочих элементов и в любой, произвольно варьируемой последовательности, на первый взгляд представляется порождающим лишь хаос, препятствующий всякой попытке целенаправленного продвижения от одних его элементов к другим. Учитывая, однако, то, что теоретическая значимость для многих областей современного знания во многом схожих с гипертекстовыми “ризомальных” структур уже была убедительно доказана только что упомянутыми основателями шизоанализа 4, а пример некоторых форм органической жизни, а именно растений, имеющих строение не дерева, а клубня, свидетельствует о том, что какие-то, пусть весьма отдаленные аналоги гипертекста встречаются даже в мире природы, можно отважиться, на некоторые размышления о том, какие же возможности таит в себе эта внешне столь хаотичная структура.
Здесь в первую очередь хотелось бы отметить то обстоятельство, что именно гипертекст впервые предоставляет возможность совершенно наглядным образом убедиться в справедливости древней максимы “одно есть все, все есть одно”. И прийти к выводу, что наша вселенная устроена возможно, совсем не так, как мы привыкли считать, что неумолимый ход времени и непреодолимые бездны космических пространств, возможно, всего лишь искусные декорации, призванные порождать в нас иллюзии не только, например, оптического, но тотально экзистенциального характера, в то время как “на самом-то деле” один-единственный миг времени содержит в себе все моменты настоящего, прошлого и будущего, а одна-единственная точка пространства одновременно является совокупностью их всех. Именно к подобного рода соображениям приводят размышления над всецело дигитальным характером того измерения реальности, путь к которому прокладывается концепцией и практикой гипертекста. Не исключено, что как раз от области столь бурно развивающейся компьютерной технологии можно ожидать создания чего-то подобного тому мистическому учению о числе, которое некогда являлось составной частью математической доктрины пифагорейцев, позволявшей им, видимо, полнее осознавать с чем они имеют дело, чем это удавалось математикам позднейших эпох, в лучшем случае ориентировавшихся на утверждавшееся поздним Платоном тождество идей и чисел.
Не исключено также, что то, что сегодня пока еще весьма скромно и с оглядкой на именитого предшественника называется гипертекстом, открывает доступ к радикальному изменению нашего отношения к такому основополагающему региону действительности, каким является прошлое. Несмотря на всю его недействительность, прошлое - это всегда то, что минуло и притом безвозвратно, именно оно является определяющим для актуального восприятия нами реальности окружающего мира: уходящей в глубь тысячелетий чередой наших органических предков задается тот генетический код, в соответствии с которым построена наша сегодняшняя психосоматика; не менее жесткой линеарной последовательностью передаваемых из поколения в поколение культурных образцов задаются те стереотипы и клише, в пределах которых дозволяется нам в настоящий момент жить, действовать, мыслить и ощущать. События прошлого могут быть уподоблены файлам некого сверхгигантского CD-ROM‘a, которые при помощи отрабатывавшихся в течение тысячелетий механизмов органического и культурного характера могут быть выведены на экран нашего сознания, но которые по природе своей не допускают интерактивного вмешательства ни в их содержание, ни в их последовательность. Однако не чем иным, как первой в европейской культуре попыткой интерактивного вторжения в доселе недоступное человеку содержание событий прошлого, являлся, например, уже фрейдовский психоанализ. Несмотря на всю ту рациональную форму, которую так старался придать своему учению Фрейд, ему все же не удалось полностью закамуфлировать подлинный смысл своего открытия, а именно то, что осуществляемая психоаналитической терапией трансформация какого-либо травматогенного события из биографии пациента в нейтральное по сути дела есть ничто иное, как манипуляция с навсегда, казалось бы, канувшим в небытие событием прошлой жизни человека. В свою очередь весьма распространенная практика религиозного покаяния, позволяющая нейтрализовать совершенное в прошлом злодеяние, также, видимо, базируется на уверенности в том, что прошлое является не столь уж недоступным для настоящего.
То, что нормами мира реального оттесняется на периферию врачевания случаев клинической психопатологии или духовного преображения в опыте веры, становится центральным в условиях реальности виртуальной, открывающейся нам в гипертексте. В пределах последнего вполне естественным, а не абсурдным является то, что любой из его элементов, например, содержащий текст некоего прошлого события “субфайл” может быть открыт в том или ином текстовом редакторе и, используя возможности последнего, переиначен. Не менее естественным в случае гипертекста является и то обстоятельство, что выступающие в качестве составных его частей тексты апроприируются им всего лишь в виде цитат, в то время как какой бы то ни было авторский - так сказать гиперавторский - текст здесь вообще отсутствует, что весьма напоминает, кажется, нигде так и не реализовавшуюся идею Вальтера Беньямина о тексте, состоящем из одних только цитат. Эта тенденция дискредитации экзистенциальной значимости всех текстов - вплоть до такого текста, каким является реальный мир, - вызывает, как мне кажется, особый интерес со стороны современного искусства.
Сегодня уже не приходится сомневаться в том, сколь прав был Маршалл МакЛюэн, называвший художников “антеннами человеческой расы”. Пример того события, по поводу которого мы здесь собрались, лишь лишний раз подтверждает правоту той избитой истины, что люди искусства первыми начинают осваивать регионы неизведанного. Проект “Художественная лаборатория новых медиа” не просто способствовал возникновению еще одной московской арт-тусовки, он в значительной степени ускорил формирование той интердисциплинарной среды, в недрах которой уже вызревают проекты, способные радикальным образом изменить облик нынешних электронных медиа. На одном из них мне хотелось бы вкратце остановиться.
Проект “Кинопроизводство будущего” (авторы Володя Могилевский и Олег Филюк) уже самой двусмысленностью своего названия заявляет, на мой взгляд, о своей сопричастности к упомянутой выше тенденции гипертекстовых структур апроприировать текстовые массивы любого характера в качестве своих элементов. В этом последние схожи, даже если в целях экономии времени отвлечься от практики соц-арта и концептуализма, с такими феноменами современного искусства, как перформанс и инсталляция, но еще более, видимо, схожи с приходящей им на смену (на что указывал Виктор Мизиано в своем выступлении на конференции “Современные технологии общения” в марте этого года) тенденцией к апроприации полем искусства уже не тех или иных отдельно взятых частей выставочного пространства или зрительской аудитории, а такого, например, “бизнеса”, каким является арт-галерея, в целом, что имеет место тогда, когда именно художник а не бизнесмен становится ее менеджером. Представляется, что именно к этой тенденции, но уже используя возможности электронных медиа, примыкает проект “Кинопроизводство будущего”, концептуально базирующийся на романе Вильяма Гибсона “Neuromancer”, предусматривающий создание сложной гипертекстовой структуры микширования и коллажирования видео- и аудиоматериалов и даже предполагающий на одном из своих этапов, цитирую, “окончательный отказ от авторских сюжетов и временной протяженности творческого процесса”. Особый интерес у меня лично вызывает намерение его авторов широко использовать on-line`овые возможности Relcom`a-Internet`a, поскольку именно здесь открывается самая заманчивая на мой взгляд перспектива апроприации виртуальной реальностью киберпространства тех текстовых структур, которые, кажется, уже отжили свое время.
В заключение хотелось бы указать лишь на то, что будущее, на что вольно или невольно намекают авторы данного проекта, до известной степени является программируемым: именно от собравшихся здесь и сегодня в значительной мере зависит, будут ли открыты для человека, как то предрекал Мирча Элиаде незадолго до своей смерти (цитируется по статье Николь Стенгер “Mind is a Leaking Rainbow” в книге “Cyberspace: First Steps”), традиционно сокрытые от него регионы сакрального, или же, как то отчетливо прозвучало в уже упоминавшемся выступлении Николая Изволова, сегодня уже достаточно очевидные возможности новых электронных медиа постигнет та же участь, которая была предуготована столь много обещавшим находкам раннего кинематографа.
Примечания:
1. Sabrina Moretti. Hypermedia: the Analysis of an Artificial System. IMES - Universita di Urbino. IMES-LCA WP-12 February 1994, p.2.
2. M.Foucault. Surveiller et punir. Naissance de la prison. Paris, Gallimard, 1975.
3. M.Horkheimer, Th.W.Adorno. “Exkurs I: Odysseus oder Mythos und Aufklaerung” in: Dialektik der Aufklaerung. Frankfurt a.M., Fischer, 1969.
4. G.Deleuze, F.Guattari. “Introduction: Rhizome”, in Mille plateaux. Paris, Minuit, 1980.
Перевод текста: Virtual Reality: Hypertext Versus Text
Виртуальная реальность: гипертекст versus текст? (1993)
Язык оригинала: русский
Выбор темы данного выступления в значительной степени продиктован самим ходом дискуссии, которая на протяжении последнего года развернулась по проблемам новых электронных медиа, виртуальной реальности, интерактивности и т.д., лишь благодаря институциональной поддержке со стороны Центра современного искусства Сороса и Ассоциации новых экранных технологий, а международный характер приобрела благодаря неутомимой энергии уважаемого куратора проекта г-жи Кэти Хоффман. Складывающаяся вокруг совершенно нового для нашей страны начинания интеллектуальная среда является в высшей степени гетерогенной, таким же является на сегодняшний день и формирующийся в ее недрах дискурс. В этом круто заваренном, по меткому выражению Анатолия Прохорова, интердисциплинарном “бульоне” надеюсь будет уместна и некоторая толика философского осмысления этих проблем. В кругу тем, обсуждавшихся на последнем семинаре по интерактивному телевидению, проводимом ассоциацией НЭТ, не нашла своего должного освещения, как мне кажется, тема уже достаточно отчетливо наметившейся оппозиции такого сравнительно нового и преимущественно электронного феномена, каким является гипертекст, такому канону и органону европейской культурной традиции, каким на протяжении более чем двух тысячелетий являлся для нее текст. О сравнительной новизне и преимущественно электронном характере гипертекста здесь упомянуто с тем, чтобы еще раз напомнить тот общеизвестный факт, что даже такой главенствующий обитатель “галактики Гутенберга”, как печатная книга, обладает, в ипостаси словаря или энциклопедии, гипертекстовой структурой. Не только это обстоятельство, но и, например, работа с таким несложным гипертекстом, как DOS`овский help, не оставляет никаких сомнений в генетическом родстве текста и гипертекста. И тем не менее об их различии уже сегодня можно говорить с достаточной уверенностью. В своем кратком резюме, озаглавленном “Гипермедиа: анализ искусственной системы”, Сабрина Моретти, касаясь различия текста и гипертекста, отмечает, что в то время как традиционный текст допускает только одну форму организации транслируемого им знания, а именно линеарную, в которой каждый информационный unit оказывается связанным лишь с ему предшествующим и последующим гипертекстом, предлагается совершенно иной вид связи между составляющими его элементами: в нем любой unit может быть непосредственно связан с любым произвольно взятым числом unit`ов информации 1. Этим достаточно банальным и далеко не исчерпывающим возможностей гипертекста определением тем не менее подчеркивается та его отличительная особенность, которая позволяет рассматривать гипертекст в качестве явления, лежащего уже “по ту сторону” текста.
Столь привычная для нас линеарная организация пространства и времени традиционного текста, о которой только что шла речь, столь же привычным образом может быть, конечно, ограничена узкими рамками литературы, даже если последняя трактуется самым расширительным образом. Но представляется, что проблема, с которой мы тут имеем дело, является по своей значимости более кардинальной, чем проблема структурирования и организации литературного текста, и более глобальной по охвату.
На вопрос о том, не является ли линеарная структура текстового нарратива всего лишь корректным “отображением” реально существующей в действительности линеарности пространства и времени, сегодня, в конце XX века, вряд ли кто-либо решится дать безусловно положительный ответ. Гораздо более вероятной в наши дни была бы такая точка зрения, для которой вопрос о примате мира “материального” над “идеальным” его отображением оставался бы в высшей степени спорным вопросом. Подобного рода нерешительность проистекает - и это становится уже общим местом современного культурного контекста - от осознания того факта, что текст является со-конститутивным элементом того миропорядка, который мы привыкли считать непреложным, от Бога или природы данным.
Именно текст является тем первичным местом, в котором формируется “дискурс власти”, впоследствии на уровне “микрофизики”, по терминологии Мишеля Фуко, тотально подчиняющий себе все жизненные проявления нормализованной человеческой особи. И именно его линеарная структура представляет собой ту матрицу, на основе которой становится возможным массовое производство соответствующих единому стандарту унифицированных представлений о пространстве и времени. Созданная универсальными умами эпохи Ренессанса прямая перспектива в живописи, предоставляющая возможность только линеарного передвижения от предшествующего (более близкого к наблюдателю) пространственного элемента к последнему (более удаленному от него) и тем самым, по сути дела, уже предвосхитившая фигуру тюремного надзирателя в “Паноптиконе” Бентама 2, равно как и заведенный Ньютоном “абсолютный хронометр”, допускающий лишь неукоснительное следование последующего момента времени вслед за предыдущим и потому раз и, казалось, навсегда разрывающий столь привычный архаическому мироощущению “круг” времени, имеют своим прототипом ту линию странствований гомеровского Одиссея, которой наряду с паническим ужасом перед неисповедимой мощью хтонических и океанических сил были безжалостно отсечены и все девиантные от линеарного, признающего лишь необратимую и неотвратимую последовательность событий (“Шаг влево, шаг вправо - конвой стреляет!”), способы мироощущения 3.
Поэтому столь невинная на первый взгляд процедура чтения текста, не только литературного, но и визуального, например фильма, соответствующего (как то убедительно было продемонстрировано Николаем Изволовым в его комментарии к показу фильмов Жоржа Мельеса в рамках фестиваля “Аниграф”) сложившемуся в 30-х годах голливудскому, нацистскому или коммунистическому стандарту, вряд ли может рассматриваться в качестве совершенно безобидной и ни к чему не обязывающей. Ежедневно, ежечасно и ежеминутно интериоризуемая потребителем текстов линеарная структура текстового нарратива не только превращает его в “читателя” в универсальном смысле, обреченного на чтение “книги бытия” как предданного ему текста, на полях которого он волен, конечно, оставлять свои заметки и комментарии, но переписать который заново ему не дано. Ею равным образом устраняется из человеческой ментальности и сама возможность представить себе реально существующей какую-либо иную структуру соотношения элементов пространства и моментов времени кроме той, которая диктуется ею. Современный здравомыслящий человек к примеру нисколько не сомневается в том, что ежегодный христианский праздник Рождества относится к событию, имевшему место две тысячи лет тому назад, ему и в голову не придет та абсурдная мысль, что здесь мы имеем дело с круговоротом, цикличностью времени, возвращающегося, двигаясь по кругу, к точке определенного события так же неизбежно, как каждый год наступает зима или лето. Несомненно для него и то, что появление стигмат на теле какого-либо святого, например Франциска Ассизского, объясняется тем или иным естественным образом, при помощи все того же линеарного ряда последовательно сменяющих друг друга причин, а не мгновенной аннигиляцией пространственно-временной дистанцированности от крестных мук Богочеловека.
И уже совсем недоступным для него становится смысл столь странной процедуры, как молитва, которой для существа, обладающего архаической ментальностью, маркируется то обстоятельство, что несмотря на всю его тварность ему все же остается открытым доступ к интерактивному (сказали бы мы сегодня) вмешательству в узаконенный высшими силами порядок вещей.
Незыблемые твердыни имеют, однако, обыкновение рушиться в одночасье. С появлением в 80-х годах нашего столетия на мировом рынке такого товара, как персональный компьютер, безусловно доминантный статус текста как того топоса, единственно лишь в котором могло реализовать себя интеллектуальное усилие, становится под вопрос. Несмотря на то, что первые значительные успехи, приведшие к скачкообразному повышению массового спроса на PC, были достигнуты именно в области составления программ текстовых редакторов, интеграция текста в новую, непривычную для него среду, среду электронную и программируемую, вряд ли прошла для него безболезненно. Столь притягательные для массового потребителя удобства пользования текстовым редактором, обусловленные в конечном итоге тем обстоятельством, что его интерфейс допускает интерактивное взаимодействие с любым байтом текстового файла, нередко выглядят исполненной черного юмора насмешкой над сакральными принципами организации линейной структуры текстового нарратива. И в этой связи нельзя не воздать должное тем программистам, которые, руководствуясь более своей интуицией, чем профессиональными знаниями в области современных науки, искусства и философии, сумели воплотить в своих программных продуктах то мироощущение, которое досталось ценой неимоверных и нередко приводивших к личной психосоматической катастрофе усилий со стороны целой плеяды выдающихся умов века нынешнего и века минувшего, столь сокрушительно деконструировавших парадигму линеарного текстового нарратива, но так и не отваживавшихся выйти - за исключением случаев болезни, безумия, самоубийства - за пределы того последнего текста, каким является окружающий нас реальный мир.
Термином “виртуальная реальность”, сегодня уже в качестве “trademark” прочно закрепившимся за технологией определенного типа, использующей столь дорогостоящее оборудование, как “шлем”, “перчатка”, “suit” и, например, Silicon Graphics workstations, совершенно корректно, на мой взгляд, передается то обстоятельство, что генерируемая компьютерной технологией искусственная среда по всем своим параметрам является альтернативной и запредельной тому миру, который мы привыкли считать единственно реальным. В ней не соблюдаются нормы пространственного упорядочивания событий и явлений, ибо в условиях создаваемой усилиями Internet`a и отечественного Relcom`a глобальной компьютерной сети, с легкой руки пророка современного киберпанка Вильяма Гибсона получившей титул “киберпространства”, явно нерелевантным становится то, где же “в действительности” находится просматриваемый на данный момент на дисплее вашего компьютера файл - на жестком диске вашего компьютера или того, от которого вас отделяет расстояние в десятки тысяч миль. В ней приходится специально указывать дату изготовления того или иного software, поскольку за исключением того ущерба, который неизбежно наносится ему компьютерным “железом” (hardware), истекшее со дня его “рождения” время не накладывает - видимо, все-таки вопреки хакерскому поверью, утверждающему, что программы, которыми никто не пользуется, имеют свойство сами по себе дезинтегрироваться - на него никакого отпечатка; оно вообще не подчиняется закону неизбежного старения физических объектов, ибо будучи даже многократно “скопированным”, во всех этих своих дигитальных репликах оказывается оно, строго говоря, не копией, а тем же самым software. В ней, наконец, становится необязательной столь значимая в мире реальном интегративная целостность человеческого Я пользователя. Пользователи некоторых сетей в США уже приобрели привычку репрезентировать себя сетевой коммуникацией при помощи произвольно варьируемых ими icon`ов: здесь можно по желанию менять свой пол, возраст, национальность, расу, профессию и т.д.; можно, видимо, конструировать любого вида гибриды, открывающие такие перспективы перед практикой шизотелесности, которым наверняка могли бы позавидовать как те, кто отваживается ставить эксперименты по шизоидному перемонтажу личности на своей собственной психосоматике, так и теоретики шизоанализа Жиль Делез и Феликс Гваттари. Одну из первых попыток как концептуального осмысления особой пространственно-временной структуры виртуальной реальности, так и осуществляемой на практике в ее пределах навигации и представляет собой гипертекст. Допускаемый им способ движения в корне отличен от линеарного. Конститутивный для гипертекста тип связи между его элементами, позволяющий любому из них непосредственно, т.е. минуя какие бы то ни было промежуточные инстанции, сочетаться с любым числом прочих элементов и в любой, произвольно варьируемой последовательности, на первый взгляд представляется порождающим лишь хаос, препятствующий всякой попытке целенаправленного продвижения от одних его элементов к другим. Учитывая, однако, то, что теоретическая значимость для многих областей современного знания во многом схожих с гипертекстовыми “ризомальных” структур уже была убедительно доказана только что упомянутыми основателями шизоанализа 4, а пример некоторых форм органической жизни, а именно растений, имеющих строение не дерева, а клубня, свидетельствует о том, что какие-то, пусть весьма отдаленные аналоги гипертекста встречаются даже в мире природы, можно отважиться, на некоторые размышления о том, какие же возможности таит в себе эта внешне столь хаотичная структура.
Здесь в первую очередь хотелось бы отметить то обстоятельство, что именно гипертекст впервые предоставляет возможность совершенно наглядным образом убедиться в справедливости древней максимы “одно есть все, все есть одно”. И прийти к выводу, что наша вселенная устроена возможно, совсем не так, как мы привыкли считать, что неумолимый ход времени и непреодолимые бездны космических пространств, возможно, всего лишь искусные декорации, призванные порождать в нас иллюзии не только, например, оптического, но тотально экзистенциального характера, в то время как “на самом-то деле” один-единственный миг времени содержит в себе все моменты настоящего, прошлого и будущего, а одна-единственная точка пространства одновременно является совокупностью их всех. Именно к подобного рода соображениям приводят размышления над всецело дигитальным характером того измерения реальности, путь к которому прокладывается концепцией и практикой гипертекста. Не исключено, что как раз от области столь бурно развивающейся компьютерной технологии можно ожидать создания чего-то подобного тому мистическому учению о числе, которое некогда являлось составной частью математической доктрины пифагорейцев, позволявшей им, видимо, полнее осознавать с чем они имеют дело, чем это удавалось математикам позднейших эпох, в лучшем случае ориентировавшихся на утверждавшееся поздним Платоном тождество идей и чисел.
Не исключено также, что то, что сегодня пока еще весьма скромно и с оглядкой на именитого предшественника называется гипертекстом, открывает доступ к радикальному изменению нашего отношения к такому основополагающему региону действительности, каким является прошлое. Несмотря на всю его недействительность, прошлое - это всегда то, что минуло и притом безвозвратно, именно оно является определяющим для актуального восприятия нами реальности окружающего мира: уходящей в глубь тысячелетий чередой наших органических предков задается тот генетический код, в соответствии с которым построена наша сегодняшняя психосоматика; не менее жесткой линеарной последовательностью передаваемых из поколения в поколение культурных образцов задаются те стереотипы и клише, в пределах которых дозволяется нам в настоящий момент жить, действовать, мыслить и ощущать. События прошлого могут быть уподоблены файлам некого сверхгигантского CD-ROM‘a, которые при помощи отрабатывавшихся в течение тысячелетий механизмов органического и культурного характера могут быть выведены на экран нашего сознания, но которые по природе своей не допускают интерактивного вмешательства ни в их содержание, ни в их последовательность. Однако не чем иным, как первой в европейской культуре попыткой интерактивного вторжения в доселе недоступное человеку содержание событий прошлого, являлся, например, уже фрейдовский психоанализ. Несмотря на всю ту рациональную форму, которую так старался придать своему учению Фрейд, ему все же не удалось полностью закамуфлировать подлинный смысл своего открытия, а именно то, что осуществляемая психоаналитической терапией трансформация какого-либо травматогенного события из биографии пациента в нейтральное по сути дела есть ничто иное, как манипуляция с навсегда, казалось бы, канувшим в небытие событием прошлой жизни человека. В свою очередь весьма распространенная практика религиозного покаяния, позволяющая нейтрализовать совершенное в прошлом злодеяние, также, видимо, базируется на уверенности в том, что прошлое является не столь уж недоступным для настоящего.
То, что нормами мира реального оттесняется на периферию врачевания случаев клинической психопатологии или духовного преображения в опыте веры, становится центральным в условиях реальности виртуальной, открывающейся нам в гипертексте. В пределах последнего вполне естественным, а не абсурдным является то, что любой из его элементов, например, содержащий текст некоего прошлого события “субфайл” может быть открыт в том или ином текстовом редакторе и, используя возможности последнего, переиначен. Не менее естественным в случае гипертекста является и то обстоятельство, что выступающие в качестве составных его частей тексты апроприируются им всего лишь в виде цитат, в то время как какой бы то ни было авторский - так сказать гиперавторский - текст здесь вообще отсутствует, что весьма напоминает, кажется, нигде так и не реализовавшуюся идею Вальтера Беньямина о тексте, состоящем из одних только цитат. Эта тенденция дискредитации экзистенциальной значимости всех текстов - вплоть до такого текста, каким является реальный мир, - вызывает, как мне кажется, особый интерес со стороны современного искусства.
Сегодня уже не приходится сомневаться в том, сколь прав был Маршалл МакЛюэн, называвший художников “антеннами человеческой расы”. Пример того события, по поводу которого мы здесь собрались, лишь лишний раз подтверждает правоту той избитой истины, что люди искусства первыми начинают осваивать регионы неизведанного. Проект “Художественная лаборатория новых медиа” не просто способствовал возникновению еще одной московской арт-тусовки, он в значительной степени ускорил формирование той интердисциплинарной среды, в недрах которой уже вызревают проекты, способные радикальным образом изменить облик нынешних электронных медиа. На одном из них мне хотелось бы вкратце остановиться.
Проект “Кинопроизводство будущего” (авторы Володя Могилевский и Олег Филюк) уже самой двусмысленностью своего названия заявляет, на мой взгляд, о своей сопричастности к упомянутой выше тенденции гипертекстовых структур апроприировать текстовые массивы любого характера в качестве своих элементов. В этом последние схожи, даже если в целях экономии времени отвлечься от практики соц-арта и концептуализма, с такими феноменами современного искусства, как перформанс и инсталляция, но еще более, видимо, схожи с приходящей им на смену (на что указывал Виктор Мизиано в своем выступлении на конференции “Современные технологии общения” в марте этого года) тенденцией к апроприации полем искусства уже не тех или иных отдельно взятых частей выставочного пространства или зрительской аудитории, а такого, например, “бизнеса”, каким является арт-галерея, в целом, что имеет место тогда, когда именно художник а не бизнесмен становится ее менеджером. Представляется, что именно к этой тенденции, но уже используя возможности электронных медиа, примыкает проект “Кинопроизводство будущего”, концептуально базирующийся на романе Вильяма Гибсона “Neuromancer”, предусматривающий создание сложной гипертекстовой структуры микширования и коллажирования видео- и аудиоматериалов и даже предполагающий на одном из своих этапов, цитирую, “окончательный отказ от авторских сюжетов и временной протяженности творческого процесса”. Особый интерес у меня лично вызывает намерение его авторов широко использовать on-line`овые возможности Relcom`a-Internet`a, поскольку именно здесь открывается самая заманчивая на мой взгляд перспектива апроприации виртуальной реальностью киберпространства тех текстовых структур, которые, кажется, уже отжили свое время.
В заключение хотелось бы указать лишь на то, что будущее, на что вольно или невольно намекают авторы данного проекта, до известной степени является программируемым: именно от собравшихся здесь и сегодня в значительной мере зависит, будут ли открыты для человека, как то предрекал Мирча Элиаде незадолго до своей смерти (цитируется по статье Николь Стенгер “Mind is a Leaking Rainbow” в книге “Cyberspace: First Steps”), традиционно сокрытые от него регионы сакрального, или же, как то отчетливо прозвучало в уже упоминавшемся выступлении Николая Изволова, сегодня уже достаточно очевидные возможности новых электронных медиа постигнет та же участь, которая была предуготована столь много обещавшим находкам раннего кинематографа.
Примечания:
1. Sabrina Moretti. Hypermedia: the Analysis of an Artificial System. IMES - Universita di Urbino. IMES-LCA WP-12 February 1994, p.2.
2. M.Foucault. Surveiller et punir. Naissance de la prison. Paris, Gallimard, 1975.
3. M.Horkheimer, Th.W.Adorno. “Exkurs I: Odysseus oder Mythos und Aufklaerung” in: Dialektik der Aufklaerung. Frankfurt a.M., Fischer, 1969.
4. G.Deleuze, F.Guattari. “Introduction: Rhizome”, in Mille plateaux. Paris, Minuit, 1980.
Перевод текста: Virtual Reality: Hypertext Versus Text
