Алексей Исаев
Data Trash.Теория виртуального класса (1994)
Язык оригинала: русский
Введение
Цифровой мусор
Виртуальная реальность суть мечта о чистом телематическом переживании. Начавшись в таинственной кибернетической стране установленных в голове сканеров, перчаток, набитых проводками и кремниевых костюмов, виртуальная реальность быстро стала электронным горизонтом двадцать первого века. Холодный мир, где тела подготавливаются к приему данных, где зрение означает искусственную оптику, где слышать – значит прислушиваться к высокоскоростному миру сэмплерной культуры, где путешествие становится хаотическим перемещением между MUD’ами (“Многопользовательскими подземельями”) и где коммуникация растворяется в клокочущем вареве Интернета. В виртуальной реальности плоть становится виртуальной, а тела (двадцатого) века оснащаются кибернетическими нервными системами (двадцать первого) века и перемещаются через электронные границы.
Энергия гигантской суперновой технотопии бьет через край, поскольку западное общество находится в терминальной фазе медленного, но тем не менее гибельного, угасания. Затянувшаяся эвакуация энергии общества, где биологические огранизмы принимают электронную оболочку и где культ “подключенных” правит умами всех техногенных фетишистов.
“Подключенное” (wired) тело совершенно. Путешествуя подобно электронному кочевнику по вращающимся потокам медиа-пространства, оно обладает лишь виртуальной биологической формой многослойного изображения на сканере. Отбросив тяжелую историю центральной нервной системы, “подключенное” (wired) тело приобретает телематическую нервную систему, которая легко доступна в электронном зеркале Интернета. Являясь продуктом оцифровывания нервных окончаний и обработки изображения, “подключенное” (wired) тело суть (техноидная) форма жизни, которая наконец пробила мертвую скорлупу человеческой культуры.
Технотопия – сплошные исчезновения: растворение тела (в относительной базе данных), нервной системы в “распределительном процессоре” и кожи в сетевом оборудовании. По мере того как технология оживает, мы наблюдаем конец (человеческой) истории и начало виртуальной истории. Ожидание рождения новых тел для бесконечного путешествия по всем синапсам и вратам электронных сетей. Эйфорическое пространство, где субъективность растворяется в телевизуальных воспоминаниях, а желание преобразовано в головокружительную матрицу удвоенных возможностей. Виртуальная реальность трансплантирует логику амбивалентного знака на “неприкосновенный запас” общества. Здесь бред разложения западной цивилизации воспринимается и как экстаз культуры разрушения, и как катастрофа нашей заглохшей цифровой культуры.
Киберплоть
Сканируя Медиа-сеть
Приняв виртуальную реальность за (не)реальный мир электронных границ, цифровой мусор (Data Trash) действует как исследователь далеких галактик. Воздействуя на медиа-сеть своими дальнобойными (теоретическими) разведками, он сметает виртуальный мир быстро сменяющимися медиа-пробами, фиксируя политическую экономию виртуальной реальности и рекомбинантной культуры. Затем он удаляется, захватив несколько финальных образцов истории разрушения. В данном случае технология означает волю к виртуальности, а виртуальность связана с падением европейской цивилизации, историческая вневременность, обозначенная припадками спазматической агресии и непроизвольных крушений всех крупных референтов, за которыми наблюдают правящие политики либерал- и ретрофашизма. В отличие от 90-х годов XIX века, с их романтическими сценариями катастроф, 90-е века нынешнего – эра общего культурного упадка: время циничного романтизма и холодной любви, когда тело растворяется в виртуальной изобразительной системе, и где даже катастрофы с помощью медиа-сети превращаются в рекламу крушения, которого никогда не произойдет. С одной стороны, тело становится протезом медиа-сети, а с другой, электронное тело есть попытка цифрового мусора возродиться в новом качестве: научиться переносить судороги и крушения в (цифровой) жизни на виртуальном пути. Отклонение (в сторону виртуальности) и цифровой мусор (по желанию?). Такова судьба электронного тела в период бесконечного отсчета времени до наступления 2000 года.
Сосредотачиваясь на современной американской политике, но разрабатывая при этом более общий исторический тезис, цифровой мусор следит за волей к виртуальности по мере того, как она становится первичным импульсом панкапитализма (виртуальная политэкономия), медиа (виртуальная культура) и пост-истории (виртуальная история). Используя литературный механизм, теоретический анализ цифрового мусора мутирует и ускоряется посредством непрерывных превращений в сфере культурной политики в медиа-сети. А почему бы и нет, спросим мы? Ведь цифровой мусор сам по себе является колеблющимся местом действия: чудовищное пространство между жаждой виртуальности и потрепанной (человеческой) плотью.
Теория виртуального класса
Намертво подключенный
“Wired” (“Подключенный”) надеется извлечь выгоду из Интернета. Впрочем, они не одиноки в своем желании. “Людям придется уяснить, что Интернет – всего лишь еще одно средство получения информации, и его нужно спонсировать, и там действуют законы рынка”, говорит Джон Баттель, 28-летний управляющий редактор “Wired”. “Вам все равно нужны спонсоры, реклама, правила игры, поскольку просто необходимо выполнять коммерческую работу”. “По-моему, утопические отцы – основатели Интернета думали, продолжил Баттель, что это было бы что-то вроде гигантской анархической, утопической, прекрасной среды, где нет правил и все свободно. Чудесная мысль, но, к сожалению, такого не может быть. И когда Time Warners войдут в Сеть в своей жесткой манере, лидерами рынка будут первые люди, которые создадут коммерцию и окружение, вроде “Wired”*.
Двадцатый век заканчивается ростом кибер-авторитаризма, резкого движения в поддержку технотопии, в особенности в СМИ, для которого характерна одержимость на грани истерии по поводу возникающих технологий, а также отчаянными попытками прикрыть, задавить, задушить любое критическое упоминание о технотопии. Намертво связана не электронная культура, но виртуальная: болезненное пристрастие к цифровым технологиям как к источнику спасения от реальности одинокой культуры и радикального общественного отчуждения от повседневной жизни, и уверенное исключение из сферы общественных дискуссий любой идеи, не на все сто процентов являющейся панегириком грядущему технологическому обществу. Виртуальный класс населен людьми, которые мечтают стать космонавтами, но у которых никогда не было и не будет случая попасть на луну, и они не допустят никакой критики по поводу проекта “Аполлон”.
Сие не есть хорошо, потому что это касается не столько аргументов в пользу или против технологии, но критической перспективы по отношению к виртуальной этике. Когда технология превращается в виртуальность, направление политических дебатов становится отчетливее. Если мы не можем избежать жесткой привязки (наших) тел к беспроводной культуре, как мы сможем в таком случае привить желанию виртуальности основные этические принципы? Как сможем мы повернуть виртуальный горизонт в сторону основных человеческих ценностей: эстетическая созидательность, общественная солидарность, демократический дискурс и экономическая справедливость? Соединить неостановимый напор с киберпространством посредством этических принципов – значит, естественно, уличить технологический либерализм во лжи. То есть настаивать, что появление воли к виртуальности, а с ним и появление нашей двойной судьбы в виде отходов тела или гипертекстовых тел, виртуализаторов или цифрового мусора, не ослабляет традиционного человеческого пристрастия отдавать предпочтение этическим сторонам технологических целей, которые мы выбираем (или воли к виртуальности, которая выбирает нас).
В процессе разрешения вопроса о виртуальной этике, разрушается
импульс нигилизма, центральный для виртуального классаю Для этого стремление к планетарному господству, представленному волей к виртуальности, отбрасывает всякие этические соображения. С монументальной уверенностью манифестируя собственную непринадлежность к категориям добра или зла, оно подразумевает совершенную эквивалентность между волей к виртуальности и волей к (виртуальному) добру. Если добро эквивалентно разложению опыта на кибернетическую интерактивность или исчезновению памяти и солнечного отражения в массивных солнечных станциях хранимой информации, то виртуальный класс суть ведущий экспонент эры телематической этики. Нисколько не отбросив этических соображений, виртуальный класс применил к жестким процессорам воли в виртуальности свою когерентную, динамическую и понятную систему этики. Против экономической справедливости виртуальный класс практикует смесь хищнического капитализма и обывательских технократических рационализаторских мер, чтобы разрушить систему социальных причин занятости, с настойчивыми требованиями о “реструктуризации экономики, общественных систем распределения труда” и “прекращения дефицита”, направленными на максимальную прибыль. Против демократического дискурса виртуальный класс возрождает институт авторитарного мышления, проецируя свои классовые интересы на киберпространство, с выгодной позиции которого он сокрушает любые попытки сопротивления господствующей идеологии технотопии. Для виртуального класса политика – это абсолютный контроль над интеллектуальной собственностью с использованием военных стратегий коммуникации, управления и приказания. Против общественной солидарности виртуальный класс внедряет звериную форму грубого социального материализма, при котором человеческий ум принимает форму циркулирующего средства кибернетического обмена, парящего в интерфейсах механизмов культурной анимации. Ключом к успеху виртуального класса является его продвижение радикально уменьшенного видения человеческого опыта и разложившейся концепции добра: для виртуализаторов добро – это то, в чем исчезает человеческая субъективность, заменяя военную машину киберпространства на цифровой мусор опыта. Вне этого виртуальный класс может завоевать господство в наше время, поскольку его уменьшенное видение человеческого опыта состоит из цифрового супершоссе, фатальной сцены циркуляции и сетки, которая соотносится с тем, как ум двадцатого века предпочитает видеть себя со стороны. Нигилизм наоборот: не нигилистическая воля, направленная на посторонний объект, но она же, направленная внутрь, разрушающая субъективность, низводящая себя до объекта совести – и вивисекции. Что значит тело, виртуализованное без длительного этического видения? Есть ли кто-нибудь, кто сможет выдержать это? Результатом будет ярость против тела: ненависть существования, которая может быть удовлетворена лишь путем оставления плоти и субъективности и, исходя из этого, полетом в виртуальность. Виртуальность без этики есть первичная сцена социального суицида: титанический холодильник, где тела замораживаются, чтобы в будущем быть введенными в базы данных сети. Виртуальный класс может быть достаточно динамичен для этого, поскольку он уже пережил шок оживленного мертвеца: телесные вивисекционисты и ранние оставившие (ум), которые путешествуют по сети на пути в виртуальный Ад.
Приспособляйся или будешь поджарен!
Виртуальный класс добрался до глобальной власти по цифровому супершоссе. Как нельзя лучше представляя экспансионистские интересы переработанной формы собственности, виртуальный класс поглотил воображение современной культуры путем познания техноутопической высокоскоростной сети для путешествий по электронным пространствам. В этой мифологии новых технологических границ современное общество или оснащено средствами для путешествий по основным артериям информационного шоссе, или просто прекращает свое существование в качестве действующего члена технотопии. Как триумфально заявляют CEO и консультанты-специалисты виртуального класса, “Приспособляйся или будешь поджарен”.
Мы живем в век мертвой информации, мертвого (электронного) пространства и мертвой (кибернетической) риторики. Мертвой информации? Это наши желания в качестве механических манипуляторов кибернетической сетки (цифрового супершоссе), которая поглощает тела, и даже целые сообщества, с динамической движущей силой его телематической логики. Всегда действуя на основе иллюзии дополненной интерактиности, цифровое супершоссе на самом деле связано с полным врастанием плоти в своего виртуального двойника. В качестве мертвого (электронного) пространства цифровое супершоссе является большим предприятием в области недвижимости в кибернетической форме, где сопернические претензии на интеллектуальную собственность в сфере мультимедийных технологий поставлены на карту. Нет больше капитализма под двойным знаком моделей производства и потребления, цифровое супершоссе теперь представляет исчезновение капитализма в колонизированном вирутальном пространстве. А мертвая (кибернетическая) риторика? Это подчинение Интернета хищническим интересам виртуального класса, который мог бы оказать помощь в развитии электронных коммун, но который на самом деле занимается подавлением анархии в Интернете в пользу виртуализованного (коммерческого) обмена. Как зеркальное отражение, цифровое супершоссе всегда означает свою противоположность: не открытая телематическая автодорога для быстрого передвижения по электронной галактике, но огромный комбайн для переработки тел, культур и трудов в виртуальную форму. Информационное шоссе вымощено (нашей) плотью. Таким образом, теория виртуального класса такова: культурное приспособление к технотопии – его цель, политическая консолидация (на основе задач виртуального класса) – его метод, мультимедийная нервная система – его смена, и наше исчезновение в чистой виртуальности – его экстатическая судьба.
Очевидно, что существует неизбежное политическое противостояние между попытками виртуального класса ликвидировать расползающуюся сеть Интернета в пользу мягкого телематического видения цифрового супершоссе. Информационное шоссе есть антитезис сети, именно поэтому виртуальный класс должен уничтожить общественный аспект Интернета, чтобы не исчезнуть. Информационные технологии Интернета как новая сила виртуального производства предоставляют социальные условия, необходимые для введения новых фундаментальных типов отношений электронного творчества. Спонтанно и явно против интересов виртуального класса, Интернет завален требованиями смысла. Новоявленные школяры, отравленные радиацией от мониторов, мечтают о Виртуальном Университете, население Амстердама выходит на линию в виде Цифрового Города, защитники окружающей среды становятся заядлыми сетевиками и образовывают глобальную Зеленую цифровую сеть, а новое поколение писателей художественной литературы разрабатывают формы телематического письма, которые отражают кристаллические структуры и многофазовые связи гипертекста.
Но, конечно, для виртуального класса содержание замедляет скорость виртуализированного обмена, а значение становится антагонистическим противоречием данных. Соответственно, требования смысла должны быть незамедлительно отклонены как очередной разбой на большой виртуальной дороге. Как таковой, виртуальный класс применяет свой мощный побуждающий порыв, направленный на подчинение общества телематической мифологии цифрового супершоссе. Демократические возможности Интернета, с его имманентным обращением к новым формам глобальной коммуникации, должны были быть стратегией подавления, подходящей для строительства цифрового супершоссе, но теперь, когда кибернетическая сеть крепко держится за рычаги управления, виртуальный класс должен предпринять попытку ликвидировать Интернет. Это старый сценарий, повторенный на этот раз в виртульной форме. Маркс понял это первым: каждая технология освобождает противоборствующие возможности эмансипации и господства. Как его ранние буржуазные предшественники на заре капитализма, виртуальный класс освящает рождение технотопии путем подавления возможных эмансипанционистских отношений производства, выпущенных Интернетом в пользу традиционной хищной силы производства, обозначенного цифровым супершоссе. Данные суть антивирус смысла – телематическая информация отказывается замедляться балластом содержания. А виртуальный класс ищет повода истребить социальные возможности Интернета. Это первые уроки по теории виртуального класса.
Информационное шоссе/ Медиа-сеть:
Виртуальная пасторальная Сила
Информационное шоссе стало основным путем в виртуальность. “Информационное шоссе” – это другой термин для того, что мы называем “медиа-сеть”. Вопрос в том, едем ли мы по шоссе или пойманы в сеть, будучи всегда готовыми двигаться (дальше). “Шоссе” вполне определенно является ответом на вопрос “Звездных войн”: коммуникационный комплекс берет начало в “военно-промышленном комплексе”. В отличие от “Звездных войн”, однако, “шоссе” уже
(де)материализовано в мире по ту сторону мониторов: в киберпространстве. Для теории столкновения здесь есть ирония: шоссе есть trompe l’oeil обладательного индивидуализма, покрывающего обладающих индивидуумов в сети, проглоченное невероятным миром по ту сторону экрана – относительно сомнительного мира обыденного восприятия через киберпространство.
*Эндрю Леонард, Hot-wired. – The Bay Guardian.
Перевод текста: Data Trash.The theory of the virtual class
Data Trash.Теория виртуального класса (1994)
Язык оригинала: русский
Введение
Цифровой мусор
Виртуальная реальность суть мечта о чистом телематическом переживании. Начавшись в таинственной кибернетической стране установленных в голове сканеров, перчаток, набитых проводками и кремниевых костюмов, виртуальная реальность быстро стала электронным горизонтом двадцать первого века. Холодный мир, где тела подготавливаются к приему данных, где зрение означает искусственную оптику, где слышать – значит прислушиваться к высокоскоростному миру сэмплерной культуры, где путешествие становится хаотическим перемещением между MUD’ами (“Многопользовательскими подземельями”) и где коммуникация растворяется в клокочущем вареве Интернета. В виртуальной реальности плоть становится виртуальной, а тела (двадцатого) века оснащаются кибернетическими нервными системами (двадцать первого) века и перемещаются через электронные границы.
Энергия гигантской суперновой технотопии бьет через край, поскольку западное общество находится в терминальной фазе медленного, но тем не менее гибельного, угасания. Затянувшаяся эвакуация энергии общества, где биологические огранизмы принимают электронную оболочку и где культ “подключенных” правит умами всех техногенных фетишистов.
“Подключенное” (wired) тело совершенно. Путешествуя подобно электронному кочевнику по вращающимся потокам медиа-пространства, оно обладает лишь виртуальной биологической формой многослойного изображения на сканере. Отбросив тяжелую историю центральной нервной системы, “подключенное” (wired) тело приобретает телематическую нервную систему, которая легко доступна в электронном зеркале Интернета. Являясь продуктом оцифровывания нервных окончаний и обработки изображения, “подключенное” (wired) тело суть (техноидная) форма жизни, которая наконец пробила мертвую скорлупу человеческой культуры.
Технотопия – сплошные исчезновения: растворение тела (в относительной базе данных), нервной системы в “распределительном процессоре” и кожи в сетевом оборудовании. По мере того как технология оживает, мы наблюдаем конец (человеческой) истории и начало виртуальной истории. Ожидание рождения новых тел для бесконечного путешествия по всем синапсам и вратам электронных сетей. Эйфорическое пространство, где субъективность растворяется в телевизуальных воспоминаниях, а желание преобразовано в головокружительную матрицу удвоенных возможностей. Виртуальная реальность трансплантирует логику амбивалентного знака на “неприкосновенный запас” общества. Здесь бред разложения западной цивилизации воспринимается и как экстаз культуры разрушения, и как катастрофа нашей заглохшей цифровой культуры.
Киберплоть
Сканируя Медиа-сеть
Приняв виртуальную реальность за (не)реальный мир электронных границ, цифровой мусор (Data Trash) действует как исследователь далеких галактик. Воздействуя на медиа-сеть своими дальнобойными (теоретическими) разведками, он сметает виртуальный мир быстро сменяющимися медиа-пробами, фиксируя политическую экономию виртуальной реальности и рекомбинантной культуры. Затем он удаляется, захватив несколько финальных образцов истории разрушения. В данном случае технология означает волю к виртуальности, а виртуальность связана с падением европейской цивилизации, историческая вневременность, обозначенная припадками спазматической агресии и непроизвольных крушений всех крупных референтов, за которыми наблюдают правящие политики либерал- и ретрофашизма. В отличие от 90-х годов XIX века, с их романтическими сценариями катастроф, 90-е века нынешнего – эра общего культурного упадка: время циничного романтизма и холодной любви, когда тело растворяется в виртуальной изобразительной системе, и где даже катастрофы с помощью медиа-сети превращаются в рекламу крушения, которого никогда не произойдет. С одной стороны, тело становится протезом медиа-сети, а с другой, электронное тело есть попытка цифрового мусора возродиться в новом качестве: научиться переносить судороги и крушения в (цифровой) жизни на виртуальном пути. Отклонение (в сторону виртуальности) и цифровой мусор (по желанию?). Такова судьба электронного тела в период бесконечного отсчета времени до наступления 2000 года.
Сосредотачиваясь на современной американской политике, но разрабатывая при этом более общий исторический тезис, цифровой мусор следит за волей к виртуальности по мере того, как она становится первичным импульсом панкапитализма (виртуальная политэкономия), медиа (виртуальная культура) и пост-истории (виртуальная история). Используя литературный механизм, теоретический анализ цифрового мусора мутирует и ускоряется посредством непрерывных превращений в сфере культурной политики в медиа-сети. А почему бы и нет, спросим мы? Ведь цифровой мусор сам по себе является колеблющимся местом действия: чудовищное пространство между жаждой виртуальности и потрепанной (человеческой) плотью.
Теория виртуального класса
Намертво подключенный
“Wired” (“Подключенный”) надеется извлечь выгоду из Интернета. Впрочем, они не одиноки в своем желании. “Людям придется уяснить, что Интернет – всего лишь еще одно средство получения информации, и его нужно спонсировать, и там действуют законы рынка”, говорит Джон Баттель, 28-летний управляющий редактор “Wired”. “Вам все равно нужны спонсоры, реклама, правила игры, поскольку просто необходимо выполнять коммерческую работу”. “По-моему, утопические отцы – основатели Интернета думали, продолжил Баттель, что это было бы что-то вроде гигантской анархической, утопической, прекрасной среды, где нет правил и все свободно. Чудесная мысль, но, к сожалению, такого не может быть. И когда Time Warners войдут в Сеть в своей жесткой манере, лидерами рынка будут первые люди, которые создадут коммерцию и окружение, вроде “Wired”*.
Двадцатый век заканчивается ростом кибер-авторитаризма, резкого движения в поддержку технотопии, в особенности в СМИ, для которого характерна одержимость на грани истерии по поводу возникающих технологий, а также отчаянными попытками прикрыть, задавить, задушить любое критическое упоминание о технотопии. Намертво связана не электронная культура, но виртуальная: болезненное пристрастие к цифровым технологиям как к источнику спасения от реальности одинокой культуры и радикального общественного отчуждения от повседневной жизни, и уверенное исключение из сферы общественных дискуссий любой идеи, не на все сто процентов являющейся панегириком грядущему технологическому обществу. Виртуальный класс населен людьми, которые мечтают стать космонавтами, но у которых никогда не было и не будет случая попасть на луну, и они не допустят никакой критики по поводу проекта “Аполлон”.
Сие не есть хорошо, потому что это касается не столько аргументов в пользу или против технологии, но критической перспективы по отношению к виртуальной этике. Когда технология превращается в виртуальность, направление политических дебатов становится отчетливее. Если мы не можем избежать жесткой привязки (наших) тел к беспроводной культуре, как мы сможем в таком случае привить желанию виртуальности основные этические принципы? Как сможем мы повернуть виртуальный горизонт в сторону основных человеческих ценностей: эстетическая созидательность, общественная солидарность, демократический дискурс и экономическая справедливость? Соединить неостановимый напор с киберпространством посредством этических принципов – значит, естественно, уличить технологический либерализм во лжи. То есть настаивать, что появление воли к виртуальности, а с ним и появление нашей двойной судьбы в виде отходов тела или гипертекстовых тел, виртуализаторов или цифрового мусора, не ослабляет традиционного человеческого пристрастия отдавать предпочтение этическим сторонам технологических целей, которые мы выбираем (или воли к виртуальности, которая выбирает нас).
В процессе разрешения вопроса о виртуальной этике, разрушается
импульс нигилизма, центральный для виртуального классаю Для этого стремление к планетарному господству, представленному волей к виртуальности, отбрасывает всякие этические соображения. С монументальной уверенностью манифестируя собственную непринадлежность к категориям добра или зла, оно подразумевает совершенную эквивалентность между волей к виртуальности и волей к (виртуальному) добру. Если добро эквивалентно разложению опыта на кибернетическую интерактивность или исчезновению памяти и солнечного отражения в массивных солнечных станциях хранимой информации, то виртуальный класс суть ведущий экспонент эры телематической этики. Нисколько не отбросив этических соображений, виртуальный класс применил к жестким процессорам воли в виртуальности свою когерентную, динамическую и понятную систему этики. Против экономической справедливости виртуальный класс практикует смесь хищнического капитализма и обывательских технократических рационализаторских мер, чтобы разрушить систему социальных причин занятости, с настойчивыми требованиями о “реструктуризации экономики, общественных систем распределения труда” и “прекращения дефицита”, направленными на максимальную прибыль. Против демократического дискурса виртуальный класс возрождает институт авторитарного мышления, проецируя свои классовые интересы на киберпространство, с выгодной позиции которого он сокрушает любые попытки сопротивления господствующей идеологии технотопии. Для виртуального класса политика – это абсолютный контроль над интеллектуальной собственностью с использованием военных стратегий коммуникации, управления и приказания. Против общественной солидарности виртуальный класс внедряет звериную форму грубого социального материализма, при котором человеческий ум принимает форму циркулирующего средства кибернетического обмена, парящего в интерфейсах механизмов культурной анимации. Ключом к успеху виртуального класса является его продвижение радикально уменьшенного видения человеческого опыта и разложившейся концепции добра: для виртуализаторов добро – это то, в чем исчезает человеческая субъективность, заменяя военную машину киберпространства на цифровой мусор опыта. Вне этого виртуальный класс может завоевать господство в наше время, поскольку его уменьшенное видение человеческого опыта состоит из цифрового супершоссе, фатальной сцены циркуляции и сетки, которая соотносится с тем, как ум двадцатого века предпочитает видеть себя со стороны. Нигилизм наоборот: не нигилистическая воля, направленная на посторонний объект, но она же, направленная внутрь, разрушающая субъективность, низводящая себя до объекта совести – и вивисекции. Что значит тело, виртуализованное без длительного этического видения? Есть ли кто-нибудь, кто сможет выдержать это? Результатом будет ярость против тела: ненависть существования, которая может быть удовлетворена лишь путем оставления плоти и субъективности и, исходя из этого, полетом в виртуальность. Виртуальность без этики есть первичная сцена социального суицида: титанический холодильник, где тела замораживаются, чтобы в будущем быть введенными в базы данных сети. Виртуальный класс может быть достаточно динамичен для этого, поскольку он уже пережил шок оживленного мертвеца: телесные вивисекционисты и ранние оставившие (ум), которые путешествуют по сети на пути в виртуальный Ад.
Приспособляйся или будешь поджарен!
Виртуальный класс добрался до глобальной власти по цифровому супершоссе. Как нельзя лучше представляя экспансионистские интересы переработанной формы собственности, виртуальный класс поглотил воображение современной культуры путем познания техноутопической высокоскоростной сети для путешествий по электронным пространствам. В этой мифологии новых технологических границ современное общество или оснащено средствами для путешествий по основным артериям информационного шоссе, или просто прекращает свое существование в качестве действующего члена технотопии. Как триумфально заявляют CEO и консультанты-специалисты виртуального класса, “Приспособляйся или будешь поджарен”.
Мы живем в век мертвой информации, мертвого (электронного) пространства и мертвой (кибернетической) риторики. Мертвой информации? Это наши желания в качестве механических манипуляторов кибернетической сетки (цифрового супершоссе), которая поглощает тела, и даже целые сообщества, с динамической движущей силой его телематической логики. Всегда действуя на основе иллюзии дополненной интерактиности, цифровое супершоссе на самом деле связано с полным врастанием плоти в своего виртуального двойника. В качестве мертвого (электронного) пространства цифровое супершоссе является большим предприятием в области недвижимости в кибернетической форме, где сопернические претензии на интеллектуальную собственность в сфере мультимедийных технологий поставлены на карту. Нет больше капитализма под двойным знаком моделей производства и потребления, цифровое супершоссе теперь представляет исчезновение капитализма в колонизированном вирутальном пространстве. А мертвая (кибернетическая) риторика? Это подчинение Интернета хищническим интересам виртуального класса, который мог бы оказать помощь в развитии электронных коммун, но который на самом деле занимается подавлением анархии в Интернете в пользу виртуализованного (коммерческого) обмена. Как зеркальное отражение, цифровое супершоссе всегда означает свою противоположность: не открытая телематическая автодорога для быстрого передвижения по электронной галактике, но огромный комбайн для переработки тел, культур и трудов в виртуальную форму. Информационное шоссе вымощено (нашей) плотью. Таким образом, теория виртуального класса такова: культурное приспособление к технотопии – его цель, политическая консолидация (на основе задач виртуального класса) – его метод, мультимедийная нервная система – его смена, и наше исчезновение в чистой виртуальности – его экстатическая судьба.
Очевидно, что существует неизбежное политическое противостояние между попытками виртуального класса ликвидировать расползающуюся сеть Интернета в пользу мягкого телематического видения цифрового супершоссе. Информационное шоссе есть антитезис сети, именно поэтому виртуальный класс должен уничтожить общественный аспект Интернета, чтобы не исчезнуть. Информационные технологии Интернета как новая сила виртуального производства предоставляют социальные условия, необходимые для введения новых фундаментальных типов отношений электронного творчества. Спонтанно и явно против интересов виртуального класса, Интернет завален требованиями смысла. Новоявленные школяры, отравленные радиацией от мониторов, мечтают о Виртуальном Университете, население Амстердама выходит на линию в виде Цифрового Города, защитники окружающей среды становятся заядлыми сетевиками и образовывают глобальную Зеленую цифровую сеть, а новое поколение писателей художественной литературы разрабатывают формы телематического письма, которые отражают кристаллические структуры и многофазовые связи гипертекста.
Но, конечно, для виртуального класса содержание замедляет скорость виртуализированного обмена, а значение становится антагонистическим противоречием данных. Соответственно, требования смысла должны быть незамедлительно отклонены как очередной разбой на большой виртуальной дороге. Как таковой, виртуальный класс применяет свой мощный побуждающий порыв, направленный на подчинение общества телематической мифологии цифрового супершоссе. Демократические возможности Интернета, с его имманентным обращением к новым формам глобальной коммуникации, должны были быть стратегией подавления, подходящей для строительства цифрового супершоссе, но теперь, когда кибернетическая сеть крепко держится за рычаги управления, виртуальный класс должен предпринять попытку ликвидировать Интернет. Это старый сценарий, повторенный на этот раз в виртульной форме. Маркс понял это первым: каждая технология освобождает противоборствующие возможности эмансипации и господства. Как его ранние буржуазные предшественники на заре капитализма, виртуальный класс освящает рождение технотопии путем подавления возможных эмансипанционистских отношений производства, выпущенных Интернетом в пользу традиционной хищной силы производства, обозначенного цифровым супершоссе. Данные суть антивирус смысла – телематическая информация отказывается замедляться балластом содержания. А виртуальный класс ищет повода истребить социальные возможности Интернета. Это первые уроки по теории виртуального класса.
Информационное шоссе/ Медиа-сеть:
Виртуальная пасторальная Сила
Информационное шоссе стало основным путем в виртуальность. “Информационное шоссе” – это другой термин для того, что мы называем “медиа-сеть”. Вопрос в том, едем ли мы по шоссе или пойманы в сеть, будучи всегда готовыми двигаться (дальше). “Шоссе” вполне определенно является ответом на вопрос “Звездных войн”: коммуникационный комплекс берет начало в “военно-промышленном комплексе”. В отличие от “Звездных войн”, однако, “шоссе” уже
(де)материализовано в мире по ту сторону мониторов: в киберпространстве. Для теории столкновения здесь есть ирония: шоссе есть trompe l’oeil обладательного индивидуализма, покрывающего обладающих индивидуумов в сети, проглоченное невероятным миром по ту сторону экрана – относительно сомнительного мира обыденного восприятия через киберпространство.
*Эндрю Леонард, Hot-wired. – The Bay Guardian.
Перевод текста: Data Trash.The theory of the virtual class
